Краткое содержание первой части.

Попытка рассказа от первого лица, причем от лица женщины. В первой части описана жизнь женщины с детских лет до поступления в институт. Жизнь, конечно, описана однобоко, вернее, только с ее половой стороны.

I. А в попку лучше

Несмотря на трудности жизни, училась я в школе хорошо, поэтому после ее окончания поступила в институт. Фигура моя привлекала мужские взгляды, у меня появились новые друзья, которые приглашали наперебой в кино, театры, на дискотеки, в бары. В те годы у меня появилась первая красная мини – юбка. На протяжении долгих лет это был мой любимый цвет и любимый размер. Длина юбки, была, конечно, мини. А размеры мужских половых органов попадались мне в эти и последующие годы самые разнообразные (мини, миди и макси, как в длину, так и в толщину). "Походы" в бары, на дискотеки, в театры и кино приводили к тому, что я часто просыпалась по утрам поздно (а иногда пробуждение бывало не утром, а днем), и, чаще всего, в чужой койке. Конечно, детские забавы были забыты. Доктор давно уже вставил мне спираль (да и просто вставил, – я с ним так расплатилась), мужские члены побывали у меня не только в передке, но и во рту, и в попке. Многие из моих друзей среди студентов жили в общаге, портвейн, легкие наркотики быстро сделали свое дело. Конечно, я не сразу стала брать в рот и давать в попу, но уже на третьем курсе, говорят, могла бы выиграть первенство института по оральному и анальному сексу, если бы таковые проводились. Ну, такие первенства, может быть, я бы и выиграла, но бурная жизнь привела к тому, что успеваемость моя упала.

Поэтому зачеты и экзамены летом я ходила сдавать без трусов. Я надевала чулки, но не трусы. Шпаргалки легко крепились под резинки чулок, юбку можно было легко задрать даже сидя, и пользоваться "шпорами". А трусы не надевала, чтобы получить щекочущие ощущения. Вдруг кто – то увидит, как ветер мне юбку задирает? Даже лобок при этом оголялся. И вообще летом я любила без трусов ходить. В автобус заходишь или нагибаешься – самцы стойки делают, а мне приятно. Правда, один раз чуть не воткнули, когда нагнулась. Отбилась, не дала.

Однажды на экзамене я сидела за последним столом. Все списав, я выжидала, чтобы пойти отвечать. Было уже лето, тепло и томно. Я задрала юбку и водила пальцем по половым губам, мечтая вечером оттянуться как следует (или оттопыриться, что тоже хорошо). Замечтавшись, я упустила момент, когда профессор пошел между рядами. Застукав меня за таким интересным занятием, он сел рядом. Я опустила юбку, но он, оглядевшись, понял, что за нами никто не наблюдает, приложил палец к свои губам ("Молчи!"), задрал мне юбку и стал поглаживать внутреннюю поверхность ляжек и губки, которые набухли. Я была готова отвечать, и, может быть, даже на дополнительные вопросы по предмету смогла бы ответить, но подумала, что теперь ситуация изменилась. Теперь я была во власти профессора, и мне это нравилось. Препод всегда может меня "завалить", если захочет. Надо дать ему возможность завалить меня в прямом смысле. Чувствуется, что от секса с ним все равно теперь не отделаешься (Ляжки ведь принялся не зря оглаживать!). Он был довольно молод и симпатичен. Почему бы нет? Почему не дать? Не теряя самообладания, я достала из – за резинки чулка одну из уже ненужных "шпор" и написала на ней: "Рот – 4 балла, Аня – 5 баллов" и поставила вопросительный знак. Препод все понял, потом оставил в покое мои прелести и написал "Ор. +Ан. =5 баллов + зачет в след. сем. " и поставил вопросительный знак. То есть, за оральный и анальный секс с ним он предлагал "отлично" и зачет в следующем семестре по его предмету. Я зачеркнула его вопросительный знак, поставила восклицательный и утвердительно кивнула. Профессор спрятал шпаргалку с нашей перепиской в свой карман, а мне подал визитку с адресом, на которой написал: "16 – 00". Я вышла в коридор. Конечно, потом все, кто был в аудитории, расспрашивали:

– Слушай, а что, тебе никакие вопросы не задавали?

– Нет, он только прочел то, что я написала, и этого было достаточно.

– Что поставил?

– Пять.

Некоторые не очень – то поверили, я это почувствовала, особенно, когда отказалась идти со всеми в парк отметить сдачу очередного экзамена, сославшись на головную боль. Но доказательств у них не было. В 16 – 00 я пришла по указанному адресу. Дверь открыл сам профессор. Я вошла в хорошо обставленную квартиру, озираясь.

– Ну, что ты, как неродная? Заходи, снимай, все, что есть.

– А где все Ваши?

– Ты о ком? А, понял! Думаешь, что у профессора должна быть профессорша и маленькие профессорятки. Так нет никого. Не обзавелся пока что. Давай зачетку. В ведомости я, конечно, уже пятерку поставил, пора в зачетку.

– А если я после этого убегу или начну на помощь звать?

– Ну, убежишь – так убежишь. Ты мне нравишься, и я готов тебе пятерку и так поставить. Давай зачетку.

Он поставил оценку, отдал зачетку и провел в комнату. Там стояли цветы.

– Это тебе, розы в честь сдачи экзамена.

Потом указал рукой на накрытый стол.

– И это в твою честь. Так что выбирай, можешь уйти, можешь остаться.

– Остаюсь.

Я подбежала и чмокнула его в щеку.

– Это хорошо. Благодарю Вас, сударыня.

С этими словами он подхватил меня на руки и понес к столу.

– Ах, да. Руки надо мыть перед едой. "Мойте руки перед... и зад".

Он отвел меня в ванную.

– А полотенце банное есть? Я душ хочу принять.

– Так вот сразу душ?

– Потом может времени не быть. Расстели пока постель, чтобы можно было из – за стола туда юркнуть. А сам – то в душе был уже?

Он смутился:

– Да.

После душа я села за стол в юбке и блузке. Мы немножко, чуть – чуть выпили, и немного поели. Он снял с меня одежду и запустил свою руку мне меж ног, потом сказал:

– Ляг навзничь в кровать.

Я подчинилась, он разделся сам, раздвинул мои ноги и припал губами к моим губам. Половым.

– Что ты делаешь? Ведь орал и анал я должна предоставить, разве не так?

– Ну, я тоже хочу языком и губами поработать.

Языком и губами он работал бесподобно. Мне в моем возрасте уже было с чем сравнивать. Многие лизали и сосали мне клитор, не меньше, чем я полировала члены. Я не выдержала наконец – то, напора профессора, в оргазме втиснула обеими руками его лицо между бедер и сомкнула их. Только когда он замычал и начал делать движения руками, чтобы освободиться от моей хватки, я опомнилась и дала ему дышать. Придя в себя, я разложила профессора на кровати на спине и стала отрабатывать свою пятерку. Вначале минетом. Я выпила его соки и предложила подкрепиться.

– Много не пей, дорогой. Хотя я тебе руками помогу, восстановлю твое достоинство.

Он послушался и был вознагражден. Вначале пустив профессора спереди ("Это тебе бонус"), затем я встала на постели рачком. В анальном сексе я оказалось опытнее своего наставника. Мне пришлось ему поднимать и направлять его, самой смазывать, где надо, а то бы этот неумеха не справился. Он остался доволен, я тоже.

Мы встречались около года. Однажды он заманил к себе домой двух доцентов. Я хорошо запомнила: я полулежу в кресле, профессор, стоя на ковре на коленях вылизывает мою #ду, а доценты, сидя с боков от кресла на стульях и нагнувшись, посасывают мои соски и разводят мои ножки в стороны, чтобы "киска" открыла ротик шире. Потом они по очереди в меня входили со всех сторон. Таким образом, я сдала сразу экзамен и два зачета. Потом, через некоторое время (месяц – два) профессор позвал меня к себе и сказал:

– Знаешь, не удивляйся. Ты можешь подумать, что являешься для меня секс – игрушкой. Конечно, не стоило мне делить тебя с другими. Я вдруг почувствовал ревность и понял, что ты мне дорога. Я обещаю, что ты не будешь больше выполнять роль любовницы и настаиваю на том, чтобы ты мне не изменяла с другими. Но я еще не сказал главного: Предлагаю тебе быть моей женой.

– А как же доценты, которые делили меня вместе с тобой? Уверен, что они промолчат?

– Я все продумал. Давай уедем. Мне предлагают преподавательскую работу в другом городе.

Мы уехали, несколько лет были хорошими в моей жизни. Да, пожалуй, я соврала, когда написала, что по – настоящему была счастлива только два года с Игорем, моим отчимом. С Аркадием (профессором), мне было комфортно. Он преподавал, я работала в НИИ, мы вместе проводили время, были в поездках за границей, ходили в походы, любили друг друга. У нас родилась дочь. Мы были успешной семьей.

Когда дочь пошла в английскую спецшколу, началась, мать ее, перестройка.

II. Перестройка и реформа, мать их...

Начались материальные трудности, мужу в институте стали платить мало, а мой НИИ почти совсем "загнулся". Профессор заставил меня уйти с работы. Желая обеспечить семью по высшему разряду, Аркадий решил все по – мужски, хотя впоследствии это стоило ему жизни. Он бросил институт и занялся на пару с коллегой бизнесом. К 1991 году наше благосостояние выросло в несколько раз по сравнению с доперестроечными временами. Но в бизнесе были замешаны бандиты. Бандиты и убили Аркадия, поймав его на утайке выручки от общего дела.

Я все чаще начала прикладываться к бутылке. Дочь забрали к себе родители Аркадия, а меня взял на содержание его бывший друг. Была такая песня у Газманова, "Путана":

"Ты служишь украшением стола,

Тебя как рыбу к пиву подают.

Любой, кто заплатил, имеет все права,

И вот ночную бабочку ведут".

Так вот, этот друг, Миша, и подавал меня, как воблу к пиву. В прямом смысле. Когда его гости уже вставали из – за обеденного стола и пили пиво, он рассаживал их вокруг круглого вращающегося стола. На столе были специальные подушечки для моих колен и рук. Меня, полуголую и подпоенную, ставили на стол раком. Гости вращали стол, щупали мою грудь ("Дойки недурственные!"), хлопали по заду ("Сытенькая попка!"), целовали надушенную промежность ("Сладкие штучки!"). Кто – то целовал, а кто – то лизал, как кому хотелось. На мне были бюстгальтер с отверстиями для грудей, и трусы с прорезями для всяких всякостей. Однажды гости дорогие вставили банан мне в #ду и откусывали по очереди, однажды сиськи кремом вымазали и слизывали. В другой раз кто – то долго и упорно массировал звездочку моего ануса, а потом туда огурчик засунул, чтобы закусить со смаком. Я терпела это все, потому что Миша давал денег, которые я отсылала дочке. Но Миша женился на какой – то дуре, а меня выгнал.

III. Во все дыры

Я устроилась в НИИ, который как – то еще существовал. Пила к тому времени еще круче, чем раньше. Ездила с мужиками в командировки. Трахались мы там, как кролики. И вот, однажды поехала я в компании с тремя мужиками. Как только проводница проверила билеты, мы закрылись и начали отмечать отъезд. Я по очереди сосалась со всеми, а они мяли мне грудь, щупали ляжки и лезли под юбку. Но в поезде я им не дала. Во – первых, нахрюкались, какой с них толк. Во – вторых, не любила я поездной антисанитарии. Ни подмыться, ни вымыться по – крупному. Мужики отвели душу в гостинице, на следующий день. Сами почти не пили, а меня споили шампанским и гоняли, как они любят выражаться, "во все дыры". Сдвинули кровати и устроили "сексодром". Один из мужиков лег на спину, меня на его кол усадили, другой меня в попу поимел, а третий в рот засунул. И так они меня ночь гоняли. Потом, вернувшись домой, иногда ко мне заваливались и #ли, как козу.

Платили в НИИ мало, но кое – какие деньги я моей девочке могла высылать. А потом... Потом моя девочка подросла, и родственники Аркадия надоумили ее оттяпать у меня квартиру, которую профессор купил в годы своего финансового успеха. Девочка так и поступила, с помощью юридических хитростей и спаивания мамаши (то есть меня) ей удалось записать квартиру на себя, а я стала БОМЖ. Бомжой, бомжом, бомжучкой.

IV. Пошла прочь, вонючка!

Да, такие возгласы в свой адрес я теперь слышу постоянно. Любившая принять ванну с ароматической пеной, любившая хорошие духи, я совсем опустилась. Немытая, зассаная и засраная, я готова взять в рот за водку. Но теперь не всякий гражданин еще захочет вставить мне в рот. Я якшаюсь с такими же бомжами, как сама. Жить осталось немного, совсем чуть – чуть. Эту зиму я не переживу. Холодно. Почему так холодно? Меня бьет озноб.

... . ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ..

V. Послесловие

Дежурный патологоанатом отложил толстую тетрадь с дневником женщины и уставился в темное окно. Эту бомжиху привезли сегодня ночью, всю обмороженную, замерзшую насмерть. Тетрадь нашли в кармане ее куртки. Мужской куртки с чужого плеча. Патологоанатом закурил.

"А ведь я знал Игоря Кузнецова, отчима этой... Как ее назвать – то теперь? Теперь она трупак. С Игорем вместе в Афгане воевали. Смутно припоминаю, что была у него падчерица. Слово – то какое, господи! Что – то среднее между ящерицей и черепахой.

Похоже, вскрытие здесь не требуется. Ни одна собака и не спохватится, что человека не стало. А судя по записям, она была человеком, несмотря ни на что".

Зазвонил телефон.

– Да?

– Але, Леха, привет.

– Привет.

– Тут такое дело. Помнишь по Афгану Кузнецова? Игоря Кузнецова. Сегодня ночью повесился. Ты что молчишь?

– Странно.

– Что странно?

– Недавно его падчерицу привезли, замерзшую бомжиху с тетрадью – дневником. Саня, ты подъехать сейчас можешь?

– Сейчас?

– Ну, да. Выпить у меня есть. Грусть накатила какая – то.

– Ладно. Сейчас буду. Я еще одну возьму?

– Бери, закусь есть.

– Я с собой еще закуски прихвачу. Ну, до встречи.

– До встречи.

Патологоанатом подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. Было действительно грустно, хотя с Кузнецовым он давно уже разошелся по жизни, а с Линой... С Линой совсем не был знаком. Грустно, видимо, было от того, что двумя хорошими людьми на земле стало меньше. И ничего с этим не поделаешь.