Эта история была написана как, как я надеюсь, "эротический ужас". Как таковой, он темный, экстремальный и затрагивает неудобные темы, включая рабство и скотоложство - если это вам не нравится, не читайте рассказ! Я категорически не оправдываю ни одну из приведенных в книге практик и был бы потрясен, если бы кто-нибудь это сделает - не пытайтесь сделать это дома! Неизбежно, этот рассказ написана с мужской точки зрения, и большинство, но точно не все жертвы в ней - женщины. Я не пытаюсь оскорбить какую-либо социальную группу, пол или предпочтения в сексе!

Хозяин питомника.

Сэм проглотил последнюю чашку кофе за завтраком, надел старый потрепанный пиджак и направился к двери. Мысль о том, что ему действительно нужен новый, промелькнула в его голове, когда он вышел в великолепное раннее весеннее утро из дома, но ему нравилась эта, дыры, пятна и все такое. Она была удобной, и, честно говоря, покупать новую было слишком хлопотно.

Гравий хрустел под ногами, когда он пересекал двор и распахивал ворота с пятью засовами, опуская железный крюк в соответствующую петлю в стене старого сарая, чтобы удержать его на месте. Снова хруст, когда он пересек двор и вошел в другую пристройку. Там его ждал выбранный им транспорт - квадроцикл, настолько заляпанный грязью, что он едва мог разглядеть электрический синий цвет его краски. Его дыхание дымилось в прохладном воздухе, когда он перекинул ногу через седло и включил зажигание. Мотор зашипел, и он несколько раз прокрутил двигатель, чтобы убедиться в этом, слегка кашлянув, когда из выхлопной трубы вырвалось облако синего дыма, которое затем рассеялось. Нахмурившись, он сделал мысленную пометку, чтобы Стив, механик его команды, осмотрел его позже, но тут же забыл об этом, выжав сцепление и открыв дроссель. Гравий рассыпался, когда он на полной скорости пересек двор и выехал на трассу.

Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, он осмотрел окрестности и помчался по трассе к скоплению больших зданий с серыми крышами вдалеке. Еще вчера все было окутано сырой туманной серостью - обычное явление для холмов Девона, когда погода спускается с близлежащих болот. Но все могло измениться так внезапно, как сегодня, и это было одной из тех вещей, которые он любил в этом месте. Этим утром зеленые холмы горели золотом солнца, дул сладковатый ветерок, пели птицы. Лист коричневой воды взметнулся вверх и в сторону, намочив зеленую живую изгородь, когда Сэм направил мотоцикл через большую грязную лужу, просто из детского восторга.

Он был счастливым человеком, думал он, объезжая большую яму на дорожке. Он не только жил в этом прекрасном месте, но и был редчайшим из существ - человеком, который получал удовольствие от того, что делал, без всяких оговорок. Сэм был собаководом и дрессировщиком, человеком, который с юности изучал собак, их биологию, поведение и формирование его в своих целях. Это всегда было его страстью, с тех пор как он себя помнил, и он уже был экспертом во многих практических аспектах, когда поступил в университет, чтобы получить степень по поведению животных, которая помогла ему отточить и углубить свои навыки благодаря строгому теоретическому контексту. Значительное наследство от умершего деда позволило ему купить эту ферму - внушительный участок полей и крутых лесных долин в глубине Девона. Остальное, как говорится, было историей. В последующие два десятилетия он построил процветающий бизнес по разведению и дрессировке собак, и сегодня он продает свои услуги клиентам по всей Европе и имеет мировую репутацию, достаточную для привлечения иностранных военных и полицейских организаций, желающих получить консультацию по своим методам.

Сэм замедлил ход мотоцикла, приближаясь к зданиям. Здесь находились амбары, складские помещения, офисы, питомники и ветеринарные клиники, а также другие помещения, которые являлись центром его бизнеса и располагались у главного въезда на ферму. Когда квадроцикл с урчанием пронесся по двору, в дверном проеме появился крупный, одетый в комбинезон мужчина с бритой головой, вытиравший руки о грязную тряпку. По идее, он был одним из рабочих на ферме Сэма, заботясь о небольшом поголовье скота, которое держали на ферме, чтобы поддерживать поля и внешний вид. Как бывший десантник, он был гораздо больше, чем просто человек, и его основной работой была охрана фермы. В здании, из которого он появился, находились еще двое мужчин и оборудование для наблюдения за дорогой и обширной системой камер с функцией слабого освещения, разбросанных по всей ферме.

"Доброе утро, Джим!" - позвал Сэм, - "Увидимся позже, пока что я просто делаю обход".

Джим поднял руку в знак подтверждения, и Сэм снова завел двигатель и свернул за угол между двумя похожими на сараи зданиями на узкую дорожку, похожую на аллею, которая вскоре открылась на травянистое поле, прижавшееся к склону крутой долины.

Вдали виднелись бурые болота, но ближе, через пару полей, дорожка исчезала под карнизом густого леса, заполнявшего узкую долину и выходившего через ее вершину на окружающую землю. На поле паслись овцы, и Сэм был вынужден снова сбавить скорость. Овцы рождены, чтобы умереть, подумал он, настолько они глупы, и вполне возможно, что одна из них может принять это за мозг, чтобы пройти перед ним. К сожалению, овцы были чем-то вроде необходимого зла. Сэм держал их для видимости, так как благодаря им его ферма выглядела более нормальной, более похожей на соседские. Он прекрасно понимал, что для разведения и дрессировки собак, даже в масштабах его хозяйства, требуется гораздо меньше места, чем у него, и этот факт заставлял языки цокать и вызывал любопытство. Поэтому Сэм также держал овец и несколько голов крупного рогатого скота, а главное - землю, которая обеспечивала ему уединение для тех аспектов его бизнеса, которые были гораздо, гораздо менее публичными.

В конце концов, Сэм пропустил овец и добрался до опушки леса, где сошел с квадроцикла, чтобы открыть ворота и въехать под деревья. В двадцати метрах от деревьев он увидел современное проволочное ограждение, сетка которого была в два раза выше его роста, увенчанное витками колючей проволоки и выкрашенное в зеленый цвет для маскировки от посторонних глаз. Снова остановив квадроцикл, он помахал рукой и усмехнулся камере, которая, как он знал, была спрятана на дереве по другую сторону забора, и наклонился, чтобы ввести код входа в клавиатуру, вмонтированную в столб в земле перед воротами, пересекающими дорожку. Пока он ждал, он любовался нарциссами, которые группировались в пятнах солнечного света, заливавших лесную землю, и слушал пение весенних птиц, а также гул высоковольтного электричества, проходящего через забор. Через несколько секунд ворота с лязгом и жужжанием ожили, он завел двигатель, проехал через них и помчался по дорожке.

Вскоре на ровной площадке, вырубленной в склоне холма, стало видно еще одно современное здание, похожее на сарай, построенное из стальных листов, окрашенных в камуфляжный цвет. Это был центр другой части бизнеса Сэма, гораздо более темной, но и гораздо более прибыльной, поскольку Сэм был тем, кого в прошлые века назвали бы рабовладельцем. В этом здании, спрятанном в лесу площадью десять гектаров, окруженном электрическим забором, находилось все необходимое, чтобы содержать, ломать и обучать несчастных, которых он и его команда приобретали против их воли, чтобы производить высокоспециализированный продукт для очень необычной, очень богатой клиентуры, расположенной по всему миру.

Это был бизнес, который он создавал всю жизнь и постоянно развивал и эволюционировал, благодаря интересу Сэма к собакам и опыту его молодости. Родители Сэма были рабовладельцами, членами очень скрытной, но обширной и влиятельной группы людей, тайного общества, которое до сих пор практиковало рабство и было известно своим членам просто как "Группа". С относительно раннего возраста он познакомился с рабством в самых разных формах; его родители держали на своей ферме рабочих и домашних рабов, а на четырнадцатый день рождения он получил собственную рабыню. Это была миниатюрная, полноватая сорокатрехлетняя женщина, которую подобрали почти случайно, когда похитили ее дочерей-подростков, и она была с ними. Взявший ее раб, знакомый его отца, не видел смысла вкладывать много средств в ее обучение, так как шансов на достойную отдачу было немного, поэтому он почти сразу же продал ее. Сэм достиг многого с этой женщиной, которая стала вместилищем его бушующей юношеской похоти на ежедневной, а иногда и на ежечасной основе, с тщательным использованием всех возможных отверстий и возможностей, которые только могло придумать его разгоряченное воображение.

Но именно более необычные и обычно жестокие формы рабства по-настоящему захватили его воображение, особенно низведение людей до уровня скота. В основном это произошло благодаря скачкам на пони; его родители владели парой кобыл и жеребцом, которых держали в специализированной и очень секретной конюшне, и регулярно брали его на соревнования. Он был заинтригован, но часто чувствовал себя странно обманутым тем, что потенциал этой формы не использовался в полной мере, что со многими такими рабынями все еще обращались как с гибридными животными, у которых, несмотря на сбрую, которую их заставляли носить, клейма и плети, которыми их помечали и поощряли, сохранялось слишком много человеческого достоинства. Это чувство переплелось с его экспериментами с собственным рабом и работой с собаками, которая, пока он учился в университете, переросла в идеи, послужившие толчком к началу его нового бизнеса - дрессировки собак-рабов.

Следуя по дорожке, Сэм направил квадроцикл в сторону здания, где открылась парковка, на которой уже стояло несколько сельскохозяйственных машин. Он быстро припарковал квадроцикл, выключил двигатель и направился к двери в задней стене.

Внутри он увидел хорошо оборудованную кухню или комнату отдыха со шкафами, большой плитой и раковиной в одном конце и столом и стульями в другом. Как всегда, первое, на что обратил внимание Сэм, - это уровень шума. Здание было очень хорошо звукоизолировано, так что снаружи ничего не было слышно, но Сэм всегда был готов поклясться, что это каким-то образом удерживает звук внутри здания. Даже здесь, с двумя дверями, отделяющими кухню от основного помещения, шум казался оглушительным после мирного леса снаружи; какофония собачьего лая, рыка, скуления и других, менее легко определяемых звуков, к которым ему всегда требовалась минута или две, чтобы привыкнуть.

В комнате уже находились два человека, мужчина и женщина, одетые в комбинезоны, каждый из которых был занят несколькими ведрами, в которых они смешивали различные продукты.

"О, привет, Сэм", - сказала женщина, глядя вверх, когда она вылила пакет молока в свое ведро и энергично размешала.

"Доброе утро, Элли", - сказал Сэм, - "я рад, что не пропустил время кормления".

Элли улыбнулась, белые зубы сверкнули на гладком, оливковом лице: "Нет, сегодня мы работаем немного позже, чем хотелось бы, так что вам повезло". Она была невысокой женщиной лет тридцати с длинными блестящими темными волосами, убранными в хвост в деловом стиле в тон ее смуглой коже. В первые годы существования бизнеса Сэма набор персонала был медленным и утомительным занятием, поскольку в отсутствие широко распространенного Интернета все ограничивалось попытками осторожного установления и развития контактов среди БДСМ-сообщества на различных специализированных мероприятиях. С развитием Интернета все стало намного проще, хотя, как и прежде, время, затрачиваемое на проверку потенциальных кандидатов, оставалось значительным. Элли была одним из таких контактов, доминирующая женщина, которую он встретил на сайте личных объявлений, медсестра по профессии, с сильным интересом к ролевым играм без согласия. Когда он наконец предложил ей возможность поработать рабыней, она ухватилась за этот шанс с неверием в свою удачу и облегчением, по ее словам, что она не единственная, кто хочет отбросить любые искусственные границы своих действий. Во всех его сотрудниках так или иначе присутствовала эта садистская жилка, и вся хитрость заключалась в том, чтобы выявить ее, а также в том, чтобы понять, смогут ли они справиться с властью, которую он может им предложить, не струсив и не сойдя с ума от реальности созданного им рабства.

"Отлично!" - сказал Сэм. "Как дела, Ник?" спросил Сэм бородатого мужчину, который был коллегой Элли.

"Неплохо, погода наладилась", - ответил бородатый молодой человек, высыпая в ведро горсть нарезанной моркови. Ник был бухгалтером до того, как пришел на работу к Сэму, одним из классических серых мужчин, которые каждый день ходят в офис на восемь часов бездумной рутины. Он с радостью развелся с женой, чтобы заняться своей новой профессией.

Сэм сделал небольшую паузу, его уши постепенно привыкали к шуму, пока остальные перемешивали в ведрах овсянку, молоко, сырые овощи, кусочки солонины и сосисок, а также горсти витаминных добавок.

"Вы уже закончили?" спросил Сэм у двух своих подчиненных.

"Не совсем. Окажите помощь и откройте вот это". Элли указала на несколько больших пакетов с кормом для собак Pedigree. Сэм нашел ножницы и принялся срезать верхнюю часть пакетов, высыпая их содержимое в каждое ведро, пока Элли и Ник перемешивали и направляли. В результате в каждом из них получилась склизкая, пестрая, комковатая смесь не поддающихся идентификации помоев. Запах был почти таким же неприятным, как и внешний вид, ароматы других ингредиентов перебивали, но в то же время сочетались с собачьим кормом совершенно нездоровым образом. Несмотря на это, Сэм знал, что она более или менее питательна, особенно для человеческих рабов за дверями, а то, чего ей не хватало, восполняли витаминные добавки, которые к ней подмешивали. Этого было более чем достаточно для поддержания их здоровья.

"С лососем?" Сэм прочитал этикетку, "мы их отравим желудки!"

Ник рассмеялся: "Старые - самые лучшие!"

Сэм хихикнул в ответ и открыл дверь для Элли и Ника, которые с трудом протиснулись внутрь.

таща за собой наполненное помоями ведро. Дверь вела в коридор, идущий по всей ширине сарая, от которого отходило еще несколько дверей с той же стороны, что и кухня. Однако в противоположной стене была только одна, к которой они и прошли. Помещение с другой стороны было без окон и огромным, размером по крайней мере со спортивный зал, с потолком, поддерживаемым металлическими стропилами на высоте нескольких метров, с которых свисали яркие актиничные лампы. Стена по обе стороны от них была заставлена шкафами, полками и стеллажами, на которых хранилось умопомрачительное разнообразие оборудования, инвентаря, инструментов, банок, баночек и пакетов. Однако большую часть площади занимали несколько рядов загонов, каждый из которых был обнесен сеткой из прочных металлических прутьев высотой в несколько метров, а вход в них обеспечивался дверью, запертой на мощный висячий замок. Покрашенный бетонный пол каждого загона был регулярно продырявлен множеством стальных колец, такие же кольца были прикреплены к прутьям боковых стенок загонов и даже к металлическим стойкам, пересекающим их открытые крыши.

Помимо грохота, от которого у Сэма заново закладывало уши, это всегда был запах, который Сэм первым заметил, войдя в зал, сочетание резкого запаха собачьей вони, смешанного с более глубокими, более рассеянными мускусными ароматами и синтетическими нотками мыла, дезинфицирующего средства и химикатов. Более половины загонов были заняты крупными собаками, многие из них стояли на задних лапах, упираясь лапами в сетчатые двери и стены загонов, их хвосты били в бешеном ритме в поисках еды, которая, как они знали, всегда приходит в это время. Их лай и тявканье на мгновение захватывали чувства и внимание, но Сэм также мог видеть, что каждая собака делила свой загон по крайней мере с одной из более многочисленных, сгрудившихся фигур, которые были главной целью этого здания; рабы-собаки, на создание которых он потратил большую часть последних двадцати лет.

"Так, давайте начнем", - сказал Сэм, открыл ящик в блоке рядом с собой, достал планшет и постучал по экрану, пока тот не засветился. Он нажал несколько кнопок, пока не появилась схематическая карта комнаты с указанием каждой ручки. "А вот и инвентаризация, начнем отсюда", - и, изучив ее в течение нескольких мгновений, он указал на ближайший занятый загон, где его ждала почти бешеная немецкая овчарка.

"Привет, Шмидт!" - восторженно поприветствовал Сэм, когда Ник отпер дверь загона, запертую на замок. Он вошел внутрь и потрепал собаку за уши, когда она подскочила к нему. "Ты был хорошим мальчиком? Держишь своих сучек в порядке?"

За собакой Сэм увидел двух других обитателей вольера: двух человеческих самок, обе были привязаны короткой цепью из нескольких звеньев, которая одним концом крепилась к кольцу на полу, а другим - к ошейнику на шее. Обе были одеты в собачьи костюмы, как и все рабы-собаки в этом здании. Они были разработаны Сэмом в сотрудничестве с некоторыми из его знакомых в Группе и представляли собой адаптацию фетиш-костюма. Они состояли из облегающего костюма из легкой, эластичной, но прочной синтетической ткани, который закрывал владельца почти полностью, за исключением нескольких стратегических отверстий. Руки и ноги костюма были короткими, чтобы заставить владельца принять звериную позу на четвереньках с удвоенными конечностями. Таким образом, отверстия для рук или ног отсутствовали; удлинители конечностей костюма были похожи на узкие трубчатые мешки, и пользователь был вынужден ходить на коленях и локтях. Последние были надежно защищены: лучшая конструкция, которую удалось разработать, состояла из толстых, наполненных гелем подушечек, удерживаемых внутри имитаций собачьих лап из жесткого пластика. Сэм предпочитал фиксировать конечности пользователей в нужном положении, скрепляя их ремнями, а руки заключал в плотные рукавицы из того же эластичного и стягивающего материала, что и костюм, чтобы еще больше повысить безопасность и обеспечить чувство беспомощности и зависимости у раба-собаки. Первые модели костюмов были довольно простыми, но с годами Сэм постоянно совершенствовал конструкцию по мере накопления опыта и развития технологий, и теперь он был более или менее доволен. Одним из первых усовершенствований было добавление встроенного капюшона, закрывающего все, кроме лица пользователя. Затем последовали усовершенствования самой ткани, повышающие ее эластичность и плотность, а также добавление меха разной длины на внешнюю поверхность, что позволило создать постоянно расширяющийся диапазон пород рабов-собак. Самым последним усовершенствованием стало добавление к капюшону подходящей маски для морды, которая изначально была отдельной и требовала дополнительных пряжек и ремешков, что не нравилось Сэму с эстетической точки зрения. Кляп был оснащен встроенным кольцом, которое действовало как насадка, плотно прилегая ко рту пользователя, но оставаясь прикрепленным к внешней стороне маски по бокам. Диаметр кляпа регулировался либо вручную, либо, как часть недавнего усовершенствования, с помощью пульта дистанционного управления, который носили все дрессировщики.

Посмотрев на двух сук, Сэм остался очень доволен костюмами: очень мало человеческого было видно. Костюм рабыни слева выдавал в ней бигля: висячие уши, тупая морда и коричнево-черные отметины, а справа - борзую с короткой серой шерстью, слегка заостренной мордой и полустоячими ушами.

Сэм открыл в памяти планшета файл. Ни одной из собак-рабов не было дано имени, только номера: бигль был просто 534, а борзая - 702. Сэм просканировал их данные. Прошло 9 недель с тех пор, как 534 была похищена его командой на темной и дождливой парковке супермаркета, когда они были в Глазго. Ей было 29 лет... нет... 30, ее день рождения был на прошлой неделе. Он улыбнулся про себя и подумал, осознает ли она это. Он сомневался в этом. Тогда она была Анной Фарли, учительницей начальной школы. На ее фотографии, сделанной с помощью зум-объектива во время слежки группы захвата, была изображена тучная женщина с круглым пухлым лицом, обрамленным прямыми русыми волосами длиной до плеч, одетая в объемную юбку с узором и коричневый кардиган. Не совсем гламурная киска, но в этом не было ничего необычного для типичного раба-собаки; их человеческая внешность не имела никакого значения.

Он взглянул на нее с того места, где стоял. Обтягивающий собачий костюм оставлял мало места для воображения, и он мог видеть, что режим здесь произвел трансформацию, так как вместо валиков жира, видимых на фотографии, был хорошо виден восхитительный изгиб ее округлой задней части и талии, рассеченной белым стержнем ее бигль-хвоста, другой конец которого, как он знал, был глубоко зарыт в ее задней части.

Он помнил, что после ее обработки он проинструктировал ее, что ее не следует кормить так регулярно, как большинство других рабов-собачек, и что она должна получать больше физических упражнений. В ее послужном списке были дни, когда ее вообще не кормили. Этот режим все еще действовал, и он увидел, что прошло уже два дня с тех пор, как она в последний раз ела. Это объясняло, почему она напряглась на цепи, чтобы поднять голову настолько, чтобы следить глазами за Ником и его ведром.

Но ей пришлось ждать. В питомниках действовало правило: рабы-собаки ели последними. Во всех загонах содержался кобель-охранник, который, помимо прочего, был обучен навязывать грубую стайную дисциплину четырем подопечным. Учитывая их беспомощное, уязвимое состояние, большинство из них быстро становились напуганы своим собачьим сторожем и безропотно подчинялись ему. Сэм потратил немало времени и усилий на выведение подходящих для этой роли животных, отбирая самцов, которые демонстрировали доминирование, интеллект и размеры, и спаривая их с самками для получения аналогичного потомства. На этом работа не закончилась: Сэм постоянно экспериментировал, воспитывая своих кандидатов в человеческих стаях с самого раннего возраста, стремясь привить им чувство естественного доминирования и превосходства над окружающими их собаками-рабами. Пока что это в основном работало. Конечно, были и неудовлетворительные особи; этого следовало ожидать, но он создал кадры часто деспотичных вожаков собачьих стай, таких как Шмидт, которые привыкли держать своих подопечных в порядке. Сэм постоянно удивлялся приспособляемости собачьего духа - черта, которой он бесконечно восхищался.

Удивительно, но при осмотре 534-й во время ее обработки по прибытии выяснилось, что она была девственницей, когда ее украли, что было явно необычно для ее возраста и даже не особенно характерно для молодых пленниц. Тем не менее, это соответствовало ее профилю; исследования группы захвата показали, что она была интровертом, болезненно застенчивой и набожной евангельской христианкой. За исключением нескольких клиентов, девственность не представляла особой ценности для рабынь, поэтому ее лишили девственности вскоре после ее прибытия. Шмидт отдал честь - еще одна обязанность, которой его хорошо обучили. Как и положено тем немногим рабыням, которые прибывали в девственном состоянии, 534 была объявлена недоступной для любовных утех его персонала, поскольку Сэм хорошо знал, что некоторые его клиенты ценят сук, "не тронутых человеческими руками", и платят за них высокую цену. С тех пор Шмидт еще дважды покрывал 534, один раз всего пару дней назад. Судя по ее записям, этот режим оказал благотворное влияние на собаку-рабыню, которая становилась все более покладистой, не поднимая шума во время упражнений и походов к ветеринару.

Борзая, 702, была значительно моложе; ей только что исполнился 21 год, когда группа захвата взяла ее во время той же зачистки, в результате которой был найдена 534. В записях говорилось, что она была студенткой университета и талантливым программистом и жила с двумя сожителями, которые также рассматривались как вероятные кандидаты, но были отвергнуты по тем или иным причинам. 702 звали Сара Макдональд, на фотографиях она была худой, долговязой брюнеткой, которая, хотя и не привлекала внимание, была привлекательна в своем роде. Он помнил, как помогал обрабатывать ее, когда она только прибыла, и обнаружил, когда срезал одежду с ее бессознательного тела, что она сильно набила лифчик. Элисон, ветеринар команды, работавшая с ним в тот день, заметила со свойственным ей грубым австралийским юмором, что настоящая грудь девушки была не более чем "пупырышками от укусов мошки". Он улыбнулся, вспомнив, как в ответ на это фыркнул чаем, который пил через нос, на спутанные лобковые волосы будущей сучки, когда она лежала без сознания на смотровом столе.

Сэм поднял глаза от планшета. Ник уже насыпал большое количество пищевой смеси в продолговатую миску, стоявшую вдоль одной из сторон загона, и Шмидт деловито поглощал свою порцию. Элли оставила свое ведро у двери в комнату и поливала из длинного шланга воду в соседнюю миску. Сэм поднял руку в знак признательности, увидев, как другие члены команды вошли в комнату и начали сверяться со своими планшетами, собирать оборудование и отправляться по своим делам.

Вернувшись к записям, он медленно перешел через дверь и встал над двумя рабами-собаками. Он уже заметил их короткие поводки, из-за которых их головы были практически прижаты к полу, а "передние лапы" раскинуты в разные стороны. Теперь он увидел, что их задние ноги также были прикреплены ремнями и легкими цепями к напольным кольцам по обе стороны от них, удерживая их широко раздвинутыми. На морду борзой 702 был надет намордник, закрепленный кожаным ремешком на затылке. Обычно собачьих рабов оставляли спать в корзинах на кровати, удерживая только шейной цепью, так что это было необычно и, вероятно, было наказанием, назначенным кем-то из ночной смены. Трудно было поверить, что трусливая 534 была непослушной, но 702 была известна своей вспыльчивостью. Намордник, который был на ней, служил еще одним психологическим ударом для владельца, но также имел и практическую цель, служа креплением для кляпа с фаллоимитатором, который проходил через кольцо кляпа в ее рыле и заполнял ее рот. Скорее всего, это было наказанием за попытку вести себя агрессивно по отношению к одному из ее кураторов, несмотря на ограничения, наложенные на ее рот.

Сэм присел возле 702. Он слышал, как рядом с ней скулит 534, но 702 молчала, голубые глаза, видневшиеся сквозь маску собачьего рыла на этой стороне ее лица, напряженно смотрели на его ботинок, так как она дрожала от страха перед его приближением. Это было хорошо. Она могла быть вздорной, но, по крайней мере, усвоила несколько уроков и испытывала здоровое уважение к нему и его кураторам. Потянувшись в карман, Сэм достал два кожаных поводка и, протянув их под головой 702-й, пристегнул один из них к стальной петле в передней части розового кожаного ошейника, который она носила. Затем он отпустил цепи с ошейника и ее ног и крепко потянул ее за корявые ноги, вызвав приглушенный вопль. Теперь он мог видеть намордник и кляп более отчетливо; 702 обильно пускала слюни вокруг места проникновения, и их лужа скапливалась на окрашенном бетоне под ее головой.

Затем Сэм заметил кое-что еще: слизистую желеобразную консистенцию некоторых слюней, и, начав ослаблять намордник, более внимательно осмотрел кляп. Фаллоимитатор был одним из стандартного набора, используемого в питомниках; он был изготовлен из медицинского силикона в форме пениса собаки, с надувным "узлом" на стволе. Он также имел несколько других возможностей, включая внутренний резервуар. Он снял намордник с головы 702-й, затем отпустил клапан на основании фаллоимитатора, чтобы сдуть "узел", а затем вынул его из ее рта. Его подозрения подтвердились. Шмидта и собак-охранников регулярно "доили", собирали и хранили их сперму, и этот процесс всегда происходил в загонах на виду у собак-рабов. Обычно это было плохой практикой разведения, но в данном случае это не было целью. Вместо этого выделения каждого пса хранились и использовались различными способами как еще одно средство дисциплинированнее и дегуманизации собак-рабов, находящихся под их опекой. В данном случае резервуар фаллоимитатора 702 был заполнен выделениями, которые постепенно сочились ей в рот в течение всего времени, пока она была привязана. Сэм мельком увидел результат, когда голова 702 опустилась, когда он отпустил ее; молочная, слизистая кашица плавала на ее извивающемся языке, пока она не наклонилась вперед к поводку, и она вытекала на пол сочащимися струйками, когда она кашляла и отхаркивалась несколько раз. Не похоже было, что рабыня собаки получила хоть какое-то удовольствие от своего опыта, и Сэм подумал, что это может в какой-то мере сдержать ее бунтарские вспышки.

Сэм удивленно посмотрел на 534. Ей не заткнули рот. Вместо этого кольцо кляпа в ее рыле было закрыто до самого узкого диаметра, который, в свою очередь, сжимал нижнюю часть рыла, удерживая рот закрытым. Такое положение давало собаке-рабыне отдых челюстным мышцам, когда это считал нужным ее дрессировщик, но также предотвращало незаконные попытки речи. Несмотря на это, она пыталась лаять, как бы напоминая ему, что она все еще здесь и голодна. Учитывая его внимание к 702-му, она, вероятно, боялась, что сегодня ее больше не покормят.

Честно говоря, Сэм был удивлен, что она добровольно проявила такое собачье поведение. Рабы-собаки часто приходили к этому со временем, но Сэм не питал иллюзий, что его обучение каким-то образом привило им инстинктивное собачье поведение, как утверждали некоторые дрессировщики рабов. Наоборот, он прекрасно понимал, что под висячими ушами и меховым капюшоном скрывается человеческий мозг, который решает, как выжить в незнакомой и враждебной среде. Многие, возможно, большинство, со временем приходили к пониманию того, что поведение собаки может принести им пользу, но обычно требовалось некоторое время, чтобы эта возможность преодолела их гордость. Это была своего рода капитуляция, знак прогресса, который требовал вознаграждения. Сэм присел, положив планшет на пол, и покопался в одном из карманов пиджака, чтобы найти одно из лакомств, которые он там носил; мясную собачью закуску, которую он покрыл тонким слоем шоколада.

"Хорошая девочка! Хорошая девочка!" - сказал он, приседая рядом с ней. Она не знала, что он говорит, но тон был явно похвальным. Сэм говорил на финском языке или, по крайней мере, на приближенном к нему. Он понятия не имел, правильное ли у него произношение или грамматика, но дело было не в этом. Хотя эта финская фраза на самом деле означала "хорошая девочка", он мог использовать любой язык или даже просто случайные, придуманные слова. 534 не нужно было понимать их буквально, достаточно было понять тон, которым они были сказаны, и контекст, в котором они были использованы. Таким образом, по мнению Сэма, полностью устранялось всякое ощущение взаимодействия человека с человеком, и рабы-собаки учились общаться со своими хозяевами, как и любые другие животные. Это была простая техника, но она доказала свою эффективность. У каждого дрессировщика были свои собственные фразы на разных языках, которые они постоянно использовали. Один даже использовал выдуманный Толкиеном синдарин!

Сэм достал пульт дистанционного управления, нажал несколько кнопок и услышал жужжание крошечных моторчиков, которые слегка раздвинули кляп 532, когда он держал лакомство под рылом 534 и терпеливо ждал, пока ее рот преследовал его по его ладони. Наконец суке удалось зачерпнуть лакомство, и Сэм увидел, как дрожь удовольствия пробежала по всему ее телу, заставляя жесткий, выгнутый вперед стержень ее хвоста раскачиваться из стороны в сторону. Он представил, что шоколад должен быть невероятно вкусным после шести недель почти голодной диеты, питаясь кашей из питомника, хотя мясистость тела закуски должна быть странной и напоминать о ее собачьем статусе.

Все еще приседая возле головы 534-го, пока ее челюсти работали над лакомством, Сэм оглянулась на 702-го. Бывшая студентка стояла на четвереньках, опустив голову на конец поводка, тяжело пыхтя, из ее рта свисали ниточки слюны, смазанные спермой Шмидта, которые присоединялись к луже на полу. Ее тело тряслось, когда она снова закашлялась, и Сэм увидел, что ее груди покачиваются, так как они висят под торсом, обнаженные через две дырки в костюме. Хотя и не огромные, они были значительно больше, чем "прыщики на мошках", которые Элисон отбросила, когда 702 была обработана, что отчасти было результатом коктейля мощных гормонов, которыми ее постоянно кормили с момента прибытия. Это было подкреплено и усилено частым использованием доильного аппарата. Многие суки, поступавшие в учреждение, подвергались подобному режиму в рамках того, что Сэм называл "программой питомника", хотя не все реагировали так хорошо, как 702. Ее груди не только хорошо развились, но по их блестящей коже он мог видеть, что лактация была налажена, что было новым и приятным событием. Даже когда он смотрел, капли молочной жидкости брызнули на пол под рабыней. На самом деле он видел, что бетон, к которому она была прижата, когда была прикована к кольцу, был измазан этой жидкостью, и струйки бежали в разные стороны, где они смешивались с другими, вытекающими из под 534, который, казалось, реагировал на лечение таким же образом.

Сэм потянул поводок вверх, заставляя 702 шаркать к нему на своих корявых лапах, черная блестящая мордочка которой была направлена на верхний свет. Удерживая ее на месте одной рукой, Сэм взял одну из ее грудей другой, решительно манипулируя ею из стороны в сторону и вверх-вниз, рассматривая ее со всех сторон. Она была влажной от размазанного молока, горячей на ощупь и почти твердой в его ладони. Частично это было результатом молока, которое, несомненно, наполняло его, но он также был стеснен регулируемым отверстием в костюме, который был затянут вокруг его основания, и все это в совокупности придало ему светло-фиолетовый цвет и луковицеобразную форму.

Сквозь маленькие глазные отверстия маски ее рыла Сэм видел, что глаза 702-й были закрыты, терпя унижение и физический дискомфорт от его осмотра. Затем он обратил внимание на ее сосок. Он тоже значительно изменился по сравнению с тем маленьким соском, каким он был, когда 21-летнюю девушку схватили. Теперь, после ежедневных сеансов с модифицированными доильными насосами несколько раз в день, используемых параллельно с "Программой воспитания", они значительно увеличились и удлинились; тот, который он изучал, затвердел, когда он перекатывал его между пальцем и большим пальцем, до двух см в длину, может быть, даже двух с половиной. Такое приспособление, по мнению Сэма, было еще одним средством, с помощью которого можно было подчеркнуть беспомощность рабынь-собачек и их собачий статус; их только что растянутые соски были нежными, когда над ними работали гормоны и насос, и постоянно выделялись в их сознании. Их измененное состояние, эстетически схожее с собаками, которым их заставляли подражать, не могло не оказывать воздействия.

Чувствительность нежной плоти 702-й внезапно стала очевидной, когда заботы Сэма заставили ее резко задергаться в своих узах и попытаться отстраниться от него против натяжения туго натянутого поводка.

"О!" - задыхаясь, произнесла она придушенный, но слишком человеческий звук, сдерживаемый кляпом.

Сэм тут же отпустил ее сосок и потянулся в карман. Он почувствовал, что даже 534, увлеченная своим лакомством, как и прежде, замерла, зная, что последует за восклицанием, пусть и непроизвольным.

"Паха койра!", - резко сказал он; "плохая собака!

Сэм встал, потянув за поводок, и поднял передние лапы 702-й с земли, пока ее туловище не стало почти вертикальным, удерживаемым ошейником. Ее голубые глаза расширились от паники, когда до нее дошло, что она натворила. Она увидела в его руке черный пульт размером с ладонь и судорожно издала серию быстрых скулящих звуков, двигая передними лапами вверх-вниз в классическом для клыков умоляющем движении. Но Сэм был непримирим, направил устройство и нажал на кнопку, удерживая ее в течение короткого времени. Электроды в ошейнике рабыни-собаки, проходящие через маленькие отверстия в костюме и соприкасающиеся с кожей ее шеи, активировались, и 702 завизжала, забилась в конвульсиях и упала бы на землю, если бы Сэм не удерживал ее в таком положении.

Удар был довольно коротким по продолжительности, но достаточно резким, чтобы послужить напоминанием. Это просто показало, что животное не потеряло чувствительность и дрессировка все еще может иметь эффект. Соответственно, Сэм не стал затягивать свое недовольство, а опустил 702 на пол и даже погладил ее по голове. Она жалобно заскулила, повесив голову, и Сэм усмехнулся про себя, понимая, что она пытается манипулировать им, заискивая перед ним, давая ему то, что, по ее мнению, он хочет. И это его вполне устраивало. Она была права; такое собачье поведение было именно тем, чего он хотел, и ее демонстрация этого, манипуляция или нет, все равно означала, что он побеждает. Она потихоньку ломалась, независимо от того, бросала она вызов или нет. Все они в конце концов ломались.

Снова взяв в карман пульт, он направился к мискам с кормом, потянув за собой 702. Она была достаточно любопытна и, несомненно, голодна. Рабы-собаки всегда были голодны. Их кормили всего раз в день, за исключением тех кусочков, которые они могли найти поблизости. Такое поведение поощрялось дрессировщиками, которые часто специально оставляли небольшие кусочки еды, чтобы рабы-собаки могли найти их во время повседневной деятельности.

Усиление ее скуления показало разочарование 702, когда Сэм не позволил ей покормиться сразу, а вместо этого маневрировал над длинной миской с едой. Ник забрал Шмидта, которого нигде не было видно, и предположительно вывел его на прогулку. Собака получит дополнительный обед позже в течение дня, что обычно происходило в присутствии его подопечных; еще один способ подчеркнуть их статус. То, что осталось в миске, представляло собой неаппетитную холодную массу из овсянки, риса, сырых овощей, переработанного мяса и собачьего корма, со здоровыми брызгами собачьей слюны, но 702 знала, что это все, что она получит в этот день, и хотела есть. Привередливость в еде была человеческой чертой, которая быстро исчезала, как только начиналось обучение.

Сэм пристегнул ее поводок к кольцу на боковой стенке загона и опустился на колени. Он крепко схватил одну из ее висящих грудей, и она вскрикнула, когда он сжал и сильно потянул вниз, заставив тонкую струйку молока из соска брызнуть на содержимое миски для кормления. Несмотря на его руки на ее груди, бывшая студентка оставалась неподвижной. Несомненно, в течение последних нескольких недель она испытывала ужас перед насильственным развитием груди, а затем началом все более интенсивной лактации, и наверняка мучилась вопросом, почему. Теперь его доение ее было новой деградацией, еще одним посягательством на ее человечность, и, возможно, это все, что она думала. Сэм улыбнулся про себя. Вскоре она и ее товарищ по стае поймут, как она ошибалась.

Нескольких сжатий каждой груди было достаточно, чтобы смочить верхнюю часть еды в миске, но это было все, что Сэм хотел на данный момент. Он снова достал пульт и уменьшил размер ее кляпа, чтобы она могла эффективнее зачерпывать еду в рот языком. Затем, оставив 702 там, где она стояла, он снова обратил свое внимание на 534. Она уже закончила свое угощение и беспокойно поскуливала, явно ожидая, дадут ли ей поесть. Сэм быстро надел на нее поводок и отпустил шейную цепь, подтянув ее к себе.

"Сеурата!" - проревел он, что буквально означало "следуй", но Сэм уже давно использовал это слово вместо "пятка!".

Наслаждаясь видом бывшей учительницы начальной школы и евангельской христианки, идущей за ним на конце свободно натянутого поводка, ее толстые, связанные ушки раскачивались под ней и разбрызгивали молоко на бетон, Сэм пересек загон к зоне кормления. Программа "Ясли" подействовала на 534-ю так же, как и на 702-ю, и он быстро вылил ее порцию молока в миску, еще больше размочив содержимое. 534, казалось, даже не заметила этого и дрожала от голода и жалкого возбуждения от перспективы быть накормленной. Сэм отстегнул ее поводок, и сука тут же погрузила морду в миску и стала глотать отвратительную смесь, насколько позволяло ее рыло. 702 была менее заинтересована и немного колебалась, возможно, нервничая и пытаясь забыть содержимое, прежде чем тоже опустила морду и начала есть.

Довольный успехами двух сук, Сэм встал, отстегнул и убрал в карман поводки и некоторое время смотрел на них, пока они кормились, теперь, казалось, не замечая его присутствия. Обе стояли лицом от него, расставив передние и задние лапы, чтобы их головы были достаточно низко для кормления. Сэм усмехнулся про себя. Скромность была еще одной человеческой чертой, которая быстро исчезала в питомниках, и обе сучки, анусы и вульвы, были выставлены на всеобщее обозрение через соответствующие отверстия в их костюмах. Обе были абсолютно безволосыми; все рабыни-собаки были полностью и навсегда депилированы под костюмами; это помогало плотному прилеганию, способствовало гигиене в часто грязной среде и, конечно, оказывало благотворное психологическое воздействие. Ветеринары проверяли всех по крайней мере раз в неделю, и частью этого процесса была постоянная депиляция, удаление волос с помощью химикатов, лазера, воска и электролиза до полного и окончательного исчезновения.

Анусы обеих сук были растянуты вокруг пробок их хвостов. Сэм знал, что они будут иметь форму, имитирующую пенисы собак разных пород и, соответственно, размеров. Он не мог сказать наверняка, но ему показалось, что в обеих проникает колли-версия: пять дюймов или около того твердого силикона с надувным узлом размером с лайм. Этот узел удерживал хвосты на месте, его присутствие было заметно по кольцевой выпуклости, расширяющей оба ануса наружу. Сами хвосты, несмотря на внешние различия, были сконструированы одинаково внутри, из гибкого, жесткого пластика, утяжеленного на конце, так что каждое движение преувеличивалось и передавалось на пробки внутри, которые смещались в ответ. По крайней мере, благодаря этому хвост было трудно забыть, а для некоторых он служил источником постоянной, унизительной стимуляции. Сама пробка содержала мощный вибратор с дистанционным управлением, дополненный множеством внутренних моторчиков, которые при активации заставляли искусственный член извиваться и корчиться.

Ниже хвостов и 734, и 702 имели одинаковые приспособления к своим вульвам. Прежде всего, плоть обоих органов была темного и фиолетового цвета, сильно контрастируя с серой шерстью борзой 702 и особенно с белыми задними конечностями бигля 534. Половые губы у обоих были значительно больше, чем обычно, набухшие и сильно выдающиеся наружу, гладкая кожа их поверхности слегка блестела. Причина этого, как знал Сэм, заключалась в конструкции отверстия скафандра, окружавшего вульву. Оно имело форму заостренного овала, два его края определялись изогнутыми кусками натянутого углеродного волокна, которые сходились над промежностью и у основания пупка, аккуратно обхватывая бугорки каждой сучки. Эти стержни были соединены с другими элементами, спрятанными внутри костюмов, и по всей длине крепились на плечах рабыни, что позволяло плотно втягивать края отверстия в плоть промежности. Одновременно можно было регулировать натяжение стержней из углеродного волокна, чтобы сблизить их, вдавливая в основание бугра рабыни и деформируя чувствительную плоть наружу. Такое сужение, в сочетании с растягиванием и увеличением половых губ, которые были стандартной частью режима большинства сук, приводило к тому, что вульва, по мнению Сэма, была эстетически более звериной и еще одним постоянным и неудобным напоминанием о беспомощности владельца и его собачьем статусе.

Видимые внутри налитых, сросшихся половых губ обеих рабынь-собак серебристые проблески свидетельствовали о других приспособлениях. Внизу, как знал Сэм, находился щиток защиты клитора - колпачок из нержавеющей стали, закрывавший маленькие бутоны сучек, закрепленный двумя стержнями, пронзавшими кожух органа. Они легко снимались поворотом пальцев, но для рабынь-собачек, лишенных возможности пользоваться руками, их лучший источник физического удовольствия был выведен из-под их контроля. Даже трение об удобный предмет или друг о друга приносило им мало стимуляции через нечувствительную блестящую сталь. Дальнейший потенциал устройства был очевиден для Сэма, и он быстро адаптировал его, добавив крошечную вибрирующую насадку, которая могла запускаться с помощью пультов дистанционного управления. Конечный результат был едва ли больше оригинального колпачка и оказался весьма полезным тренировочным устройством.

Прямо над ним, в мясистых складках каждой рабыни, иногда виднелся гладкий черный пластик аналогичного вибрирующего колпачка, закрывающего конец уретральной пробки, когда рабыни меняли положение, напрягаясь, чтобы дотянуться до каждого кусочка своей еды. Как минимум, это устройство не позволяло собаке-рабу мочиться, пока оно не было удалено, позволяя еще одному отверстию и функции организма легко и регулярно контролироваться их надсмотрщиками. Для многих собак-рабов это также служило средством поощрения.

Удовлетворенный, Сэм забрал планшет и вышел из загона, захлопнув за собой замок. Ник пошел дальше со своим ведром, но Элли прошла мимо, направляясь к другому источнику воды.

"Элли, - сказал он, - молоко для 702-го и 534-го хорошо вливается. Думаю, сегодня мы можем впервые попробовать их в яслях. Посмотрим, как они справятся".

"Вы правы, босс, хорошая идея. Когда вы хотите начать?"

"Без спешки, думаю, когда я закончу свой обход, а вы закончите с кормлением".

"Хорошо, босс. Вы только что скрасили мой день. Обожаю новичков!" - воскликнула она и пошла к раковинам в конце комнаты. Сэм смотрел, как она уходит, черные волосы подпрыгивали. У всех его сотрудников были свои любимые учебные занятия, и часто они разрабатывали собственные, но Элли всегда любила программу детского сада. Возможно, это какой-то извращенный материнский инстинкт, язвительно подумал он про себя, но он определенно его ценил.

Сэм повернулась, чтобы пройти по проходу между загонами, и почти сразу же столкнулась с Ником, идущим в другую сторону с пустым ведром.

Он ухмылялся и качал головой. "Ты видел, что Джеко уже вовсю возится в 13-м загоне? Сара посадила его туда всего час назад. Эта собака - легенда!"

"Что случилось?" спросил Сэм.

"Последние два дня Джеко был в 12-м загоне один, пока Дюк был за главного", - сказал Ник. Сэм кивнул, зная распорядок дня в 13-м загоне. Ник продолжил: "Как я уже сказал, Сара только что поменяла их местами и отвела Дюка на зарядку, а я раздавал еду. Джеко уже съел свою порцию, и я только что поставил Абрикоса кормить и приступал к остальным, когда он бросился на него с остервенением".

"Ну, это похоже на Джеко", - рассмеялся Сэм, - "похоже, новая девочка - его новая любимица".

"Определенно так и есть, я думаю, это уже четвертый раз с тех пор, как она приехала на прошлой неделе", - согласился Ник. Затем он усмехнулся: "Похоже, его по-прежнему не убеждает ее феминистская теория".

Сэм громко захихикал: "Интересно, был ли у нее шанс обсудить это с ним?"

"Полагаю, что он глубоко и подробно все обдумал", - с напускной напыщенностью ответил Ник.

Усмехнувшись, Сэм сказал: "Что ж, радикальные академические рассуждения в сторону, я пойду проверю, как продвигаются дела. Я думаю, что как только мы закончим с Абрикосом и Ко, нам действительно нужно вернуть Джеко в программу разведения Гардиан; он почти идеален, и нам нужно больше таких, как он".

"Вы правы, босс", - сказал Ник. "Я лучше займусь кормлением остальных".

"Ты прав", - сказал Сэм и повернулся, чтобы идти в ту сторону, куда пришел Энди, к загону 13.

(Продолжение в следующей части)