Ему не нужно было искать номер, он его помнил. Он ходил от ряда к ряду, опустив голову, в поисках. Прошло много времени с тех пор, как он был здесь в последний раз. Вечерний воздух не был холодным, день был чудесный. Дождя не было, что делает день в Англии прекрасным, и температура была не по сезону тёплой. Была весна, и когда он шёл по кладбищу, то видел крокусы и нарциссы. Краски начали возвращаться после унылых серых и коричневых зимних тонов.

Он огляделся и увидел, что на кладбище было несколько человек. Он был там не один, но не увидел ничего, что могло бы его обеспокоить, и вернулся к своим поискам. Это заняло некоторое время, но он нашел её могилу. Она была похоронена рядом с его отцом, воссоединившись после смерти. Ей бы это понравилось. Он улыбнулся про себя, подходя ближе. Его отец умер, когда он был подростком, семье приходилось нелегко, и ему не хватало мужского присутствия в своей жизни. Его мать не валяла дурака, она горевала и жила своей жизнью.

У них был хороший брак, и его ранние годы были всем, о чём он только мог мечтать. У них было не так уж много денег. Ни у кого в их районе не было денег. Если у вас были деньги, вы бы жили в другом районе. Хотя теперь всё изменилось. Он уже прогулялся по своим старым знакомым местам. Он не беспокоился о том, что его опознают, он выглядел достаточно по-другому, чтобы его узнал кто-то, кто действительно его знал. Любой, кто знал его хорошо, не выдал бы его. Времена и ценности меняются, но стукачество в этой части города, мягко говоря, не поощрялось. Особенно навлекающее неприятности на местного парня. Особенно на него.

Камня ещё не было, по крайней мере, на могиле его матери. Она недавно скончалась, недавно похоронена, чтобы можно было установить камень. Ему было интересно, кто этим занимается. Он планировал заскочить к паре старых друзей и обсудить это с ними. Надо позаботиться о том, чтобы для неё был подходящий памятник. Она это заслужила. Она не была кем-то особенным. Она была всего лишь одной из безымянной, безликой волны человечества, которая пришла в мир и покинула его, казалось бы, не причинив ему никаких существенных изменений. Она заслуживала чего-то хорошего, чего-то, что люди могли бы увидеть через пятьдесят лет. Что-то, что кричало бы всему миру, что её жизнь имеет значение, что счастливая случайность жизни не была потрачена на неё впустую.

Он видел, что за её могилой ухаживали. Её уважали в округе. Люди знали, что у неё были тяжелые времена, когда она потеряла мужа. Позже, смерть внука; фурор вокруг конца его брака - брака её сына. Ей пришлось тяжелее, чем большинству, и она не жаловалась, не искала сочувствия или особого отношения. Просто продолжала идти вперёд, держала доброе слово для людей, с которыми общалась.

Он осторожно положил свои цветы среди других цветов, которые были там. Те цветы не выглядели особенно старыми, кто-то присматривал за её могилой. Он присел на корточки. Он хотел ей что-то сказать. Найти слова, правильные слова, которые дали бы ей понять, что она важна для него. Что ни время ни расстояние не уменьшило его любви к ней. Что ему жаль, что всё получилось так, как получилось. Он фыркнул; какие слова могли это сделать? Она была мертва. Ей было всё равно, ей было всё равно. Не было слов, которые могли бы достучаться до неё. Нужные слова были для него, а не для неё.

Он усмехнулся и встал. Слабый стон, когда он вставал. Он был в хорошей форме, но часть возраста - это стоны, когда вы садитесь или встаёте. Чувствуя, как тело протестует против этого движения.

— Мне было интересно, сколько времени это займёт у тебя. Я была несколько удивлена, что ты не пришёл на похороны.

Он быстро обернулся на звук её голоса.

— Не волнуйся, я одна. Со мной никого нет.

Он посмотрел на неё, это был первый раз, когда он увидел её во плоти с тех пор, как он тогда вошёл на виллу и начал свою месть. Она хорошо выглядела. Она была красивой женщиной, всегда была такой. Но, похоже, её красота выросла, возможно, он так давно её не видел. Стройная, несмотря на двоих детей, которых она родила. Годы были добры к ней. Видно, что морщины на лице стали глубже, кожа выглядела мягче. Гладкость молодости постепенно исчезает. Но она стояла прямо и по-прежнему сохраняла самообладание, красоту, которая пронзала его грудь, когда он смотрел на неё.

— Поговори со мной, Терри.

Он глубоко вздохнул. Он чувствовал, как его сердце бешено колотится в груди. В горле у него внезапно пересохло, во рту было такое ощущение, будто он наглотался пепла.

— Ты прекрасно выглядишь, Дон. Я и забыл, насколько ты красива.

Было трудно произнести эти слова. Он чувствовал, как слёзы покалывают уголки его глаз, когда он смотрел на неё.

— Жаль, что моя красота только внешняя, не так ли?

Он пожал плечами.

— Я говорю то, что вижу.

— Тебе всегда нравилось, как я выгляжу.

— Так и есть. Стою здесь. Вроде ничего не изменилось. Я всё ещё смотрю на тебя и...

Слова застряли у него в горле.

Он замолчал, глядя в землю, пытаясь восстановить самообладание. Смущённый своей слабостью.

Она подошла к нему ближе.

— Мне очень жаль, Терри. Я знала, что ты любишь меня. Я всегда знала, что ты любишь меня.

Она взяла его за руку.

— Вон там есть скамейка. Давай сядем и поговорим.

Он ничего не сказал, когда она подвела его к деревянной скамье, и они сели.

— Чудесное дерево, - сказала она. - Тисовое дерево. Очень часто встречается на кладбищах. Знаешь почему, Терри?

Он покачал головой.

— Это старое дерево. Одно из самых долгоживущих. Дубы, большие, могучие деревья. Больше и величественнее, чем скромный тис. Триста лет, чтобы вырасти, триста, чтобы созреть, и триста, чтобы умереть. Вот что говорят о дубах. Но тисы растут медленно. Они, как правило, не становятся такими большими и не доминируют над ландшафтом таким же образом, как дубы, но они просто продолжают расти. В некоторых случаях тысячи лет. Они переживут конкуренцию. Они принимают то, что бросает им жизнь, и терпят.

— Твоя мама приучила меня к этому месту, ей нравилось сидеть здесь, когда она приходила навестить твоего отца. За последние годы у меня вошло в привычку приходить с ней. Она рассказала мне о том, как раньше они сажали тисы в священных местах, и поскольку эти места были защищены, тисы могли жить полной жизнью, не опасаясь, что их срубят для изготовления кораблей, домов или оружия.

Он повернулся к ней, нахмурившись.

— Ты не знал? Мне жаль.

Она сделала паузу, задумавшись.

— Я переехала к ней после того, что случилось. Мы всегда хорошо ладили. Она всегда относилась ко мне как к дочери, а не как к невестке. После того, что случилось, я хотела всё исправить. Я не могла изменить того, что сделала, я знала, что мои действия причинили ей много боли.

Она посмотрела на свои ноги.

— Она скучала по тебе, Терри. Я знаю, что ты звонил ей, когда мог. Она жила ради этих звонков. Одна из вещей, которые делали её счастливой. Когда она слышала твой голос, я видела, как она загоралась. Ей было грустно после звонка, но ей нравилось слышать твой голос. Она всё время беспокоилась о тебе. Где ты был, что ты делал. Поймают ли тебя.

— Что ж, теперь я у тебя в руках. Какая ирония судьбы, не правда ли? Великого беглеца поймали, когда он посещал могилу своей матери. Своего рода клише.

Он слышал горечь в своем тоне.

— Я не собираюсь никому звонить. Ты можешь встать и уйти в любое время, когда захочешь.

Она пыталась что-то сказать и оглядывалась вокруг с разочарованием, поскольку слова не выходили. Он сидел, наблюдая за ней, давая ей пространство.

— Мне жаль, Терри, чертовски жаль. Я... моя глупость, мой эгоизм, моё недомыслие причинили боль стольким людям. Так много людей пострадало.

— Ты была не единственной, кто облажался, Дон. Никто не вышел из всего этого грёбаного бардака хорошо выглядящим. Ты, я, Рути, Дариус, Марсель, никто из нас не был хорошим парнем. Каждый из нас мог бы сделать что-то другое. У каждого из нас была сила остановить это и... Я не знаю. Это зависело не только от тебя.

Она плакала. Он видел, как слёзы падают и капают ей на ноги. Оставляя мокрое пятно на брюках. Непрерывный дождь слёз. Её плечи дрожали, не сильно, но он мог видеть это. Он протянул руку и положил ей на плечо, придвинувшись так, чтобы они сидели рядом. Она прижалась к нему и заплакала ещё сильнее. Он обнял её другой рукой и сел, прижимая к себе. Он чувствовал запах шампуня, которым она мыла голову. Слабый, но аромат оставался. Он заметил седину в корнях её светлых волос.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться. Она вытащила маленький носовой платок из рукава пальто и промокнула глаза, прежде чем спрятать его обратно.

— Благодарю тебя.

Он слегка отодвинулся от неё, и она устроилась на скамейке. Они оба выглянули наружу. Скамейка стояла под большим тисом, слишком широким, чтобы человек, даже баскетболист, мог обхватить руками. Он находился на вершине небольшого склона, дальше по склону находилась небольшая церковь, которая отвечала за кладбище. Внизу, в том направлении, куда они смотрели, был город, а вдалеке - изгиб реки Темзы, когда она покидала столицу и превращалась скорее в устье, чем в реку.

— Твоя мама приходила сюда почти каждый день. Чтобы убедиться, что могила твоего отца выглядит хорошо, и потратить некоторое время на то, чтобы просто подумать. Я не ходила с ней каждый день. Вероятно, в большинстве случаев, но не каждый день. Мне нравилось время, будь то дождь или солнце, чтобы посидеть и подумать.

— Это на тебя не похоже. Ты всегда была занята, продолжала двигаться.

— Я знаю. Возможно, если бы я немного больше подумала...

— Прекрати это, Дон.

Она повернула голову на его резкий тон.

— Ты можешь корить себя вечно. Мы все можем, это одна из тех вещей, которые присущи человеку. Мы делаем всё возможное, чтобы побороть самих себя. Воображать то, чего никогда не было и никогда не будет.

— Я разрушила много жизней. Людей, которых я любила.

— Дерьмо случается.

Она повернулась к нему лицом; он видел, как она нахмурилась. Он услышал гнев в её словах.

— Как ты можешь так говорить?

— Легко. Проще простого, Дон. Если бы ты знала, что должно было произойти, стала бы ты играть с этим придурком?

Он покачал головой.

— Это риторический вопрос. Конечно, ты бы этого не сделала. Ты ни на секунду не думала, что это произойдёт так, как случилось. Это могло бы разыграться миллионом разных способов. Ты могла забеременеть; или это могло быть одноразовым, и я так бы и не узнал; ты могла начать, а потом остановиться из-за чувства вины. Могло случиться много разных вещей. Любое из них могло произойти. Ты должна была сыграть свою роль в том, что произошло. У каждого из нас были свои роли.

— Но моя роль...

— Да, ты привела всё это в движение. Но семена уже были посеяны. Это произошло не просто так, ни с того ни с сего. Это была последовательность событий. Допустим, например, что вместо того, что ты навещала Рути в одиночку, я бы поехал с тобой. Я бы отказался от своих тихих и спокойных выходных и поехал бы с тобой навестить нашу дочь. Что-то осуществимое, что-то простое, что-то, что вполне могло произойти. Я бы встретил Марселя, он бы не познакомил тебя с Дариусом. Или, может быть, он всё равно бы вас познакомил. Может быть, Дариус был бы на свадьбе, встретил бы тебя там и соблазнил, кто знает?

Он посмотрел на неё. Он пристально посмотрел в глубину её васильковых глаз.

— Посмотри на меня, Дон. Это не только твоя вина. Все мы, каждый из нас были включены. Ты должна взять на себя ответственность за свою роль в этом, и давай будем честны, ты поступила подло, изменив мне. Но это не только твоя вина. У меня есть своя доля вины, которую я должен взять на себя.

Она отвела взгляд. Он мог прочитать её разочарование.

— Будь мученицей, если хочешь быть, Дон. Я просто говорю, что тебе не обязательно быть ею. Это случилось, это изменило жизни. Мы все были частью этого. Но как это будет происходить, зависит от нас. Тебе не нужно вечно корить себя. Двигайся дальше, оставь это в прошлом. Всё кончено.

— Всё не так просто. Не для меня. Я должна взять на себя ответственность...

— Нет. Я признаю свою причастность. Я признаю, что мог бы сделать что-то, чтобы изменить наши отношения так, чтобы ты не захотела искать волнения за пределами нашего брака. Всё это не касается тебя. Это обо мне и о том, что я мог бы сделать. Я был вовлечён, мои действия могли привести к совершенно иному развитию событий. Например, ты могла бы быть замужем за Дариусом и вести светскую жизнь.

Он услышал фырканье и взглянул на неё.

— Из всех возможных вариантов будущего, Терри, брак с этим куском дерьма не был одним из них.

— Но Дон, у него был такой большой член, и я держу пари, что он умел им пользоваться.

Она посмотрела на него и увидела игривую улыбку на его лице. Она улыбнулась.

— О, он мог им пользоваться, и он им воспользовался. Но во всём остальном он был инструментом. Пони с одним трюком.

Она остановилась, на мгновение задумавшись.

— Он был хорош в постели, Терри. Но разница между тобой и ним была не так уж велика. Ты делал это с любовью, он делал это со страстью. Он был крупнее, у тебя была лучшая выносливость. У него была сила, у тебя была техника.

— Так почему же?

— Это вопрос на миллион долларов, не так ли? Дело в том, что я знаю ответ на этот вопрос. Я так много думала об этом, чёрт возьми, что знаю ответ. Потому что я могла, потому что я хотела. Мне нравилось, что он желал меня. Когда мы встретились, я видела в его глазах, что всё, чего он хотел, это трахнуть меня. Заставить меня. Вбить меня в потное подчинение.

— Мило. Выбросить эти образы из головы будет нелегко.

Она усмехнулась.

— Придурок. Он был волнующим, непохожим на тебя. Он был большим, чёрным и чертовски уверенным в себе. Он заставил меня взмокнуть от одной только встречи с ним.

Она посмотрела на Терри, и он пожал плечами. Она протянула руку и приподняла его голову так, чтобы он посмотрел ей в глаза.

— Он не любил меня. Он не построил для меня дом, не вырастил для меня семью. Он не работал усердно, не шёл на жертвы, не мирился с моим плохим настроением, моими разочарованиями. Ты делал всё это и даже больше, гораздо больше, а потом укладывал меня в постель и заставлял чувствовать себя хорошо. Он просто сделал самую лёгкую часть, и, как я уже сказала, разрыв между ним и тобой был совсем не таким большим.

— Я никогда не переставала любить тебя. Я до сих пор не перестала. Он не представлял для нас угрозы, он был просто забавой на стороне. Немного хорошего самочувствия. Что-то лишнее, что у меня было. Я не собиралась оставлять тебя. Ни на мгновение.

— Я этого не знал. Ты оттолкнула меня.

— Игра, Терри. Это была грёбаная игра. Это сделало то, что у меня было с Дариусом, немного острее. Ты ведь не обошёлся без этого, не так ли? Ладно, у тебя не было моей киски. Но у тебя была моя задница, мой рот, мои руки, и если ты дрочил одну мыльную сиську, у тебя была сотня. У меня были самые блестящие груди после всей твоей спермы, так что не делай вид, что ты что-то пропустил.

Оба рассмеялись над её комментариями и драматичным выступлением.

— Я не обошёлся без этого. Но мне было больно, когда ты меня оттолкнула.

— Не так сильно, как это причинило боль Дариусу, когда ты прервал его.

Терри рассмеялся и покачал головой.

— Он был в отключке. Ничего не почувствовал.

— Это ты был так добр?

— Да, я стал мягким на старости лет.

— Мне очень жаль. Я не думала, что буду чувствовать, когда отрежу тебя. Я не думала, что ты поймёшь, что я делаю. Для меня это была игра. Шутка. Я не думала о последствиях, не думала ни о ком другом. Как я уже говорила, я была чертовски поверхностна.

— Прекрати это.

Терри глубоко вдохнул вечерний воздух. Прокручивая в уме их разговор.

— Как умерла мама?

Голова Дон быстро повернулась.

— Я думала, мы говорили о том, что произошло между нами?

— Так и есть. Но есть и другие вещи, о которых я хотел бы знать.

— Прости.

— Перестань так говорить.

— У неё был тромб в желудке. Он заблокировал артерию. Разве ты не знал?

Терри покачал головой.

— Я узнал о её смерти только несколько недель спустя. Я собирался позвонить ей, но ответил кто-то другой, и они сказали мне. Они знали, что она мертва, и рассказали мне о её похоронах и о том, как всё прошло. Но они не знали, не были уверены, отчего она умерла.

— Она была в порядке, а потом, казалось, вдруг пошла под откос. Однажды она с трудом даже встала с постели, очень слабая, вялая. Я вызвала скорую помощь, и её отвезли в больницу. Она умерла прежде, чем они поняли, что это было. Мы узнали об этом только потом.

— Чёрт.

— Она не страдала, Терри. Это было быстро и безболезненно. Зачастую бывает хуже.

Его мать не любила больницы, она хорошо питалась, регулярно занималась спортом и следила за собой.

— Она написала тебе письмо. То, что она хотела тебе сказать.

— Я как-нибудь зайду.

— Пожалуйста, сделай это. Теперь, когда её нет, это, наверное, твой дом.

— Оставайся там. Я этого не хочу. Ты там живёшь, оставайся там.

— Спасибо. Я подумывала о том, чтобы переехать к Рути, но если я смогу остаться там, то, вероятно, так и сделаю.

— Твой выбор. Я действительно задавался вопросом, куда ты пойдёшь после того, как всё это выплыло наружу.'

— Да, какой-то законченный ублюдок сжёг мой дом дотла.

Терри рассмеялся над фальшивым возмущением в её голосе.

— Да, насчёт этого. Извини.

Она повернулась и ударила его по руке.

— Придурок. Тебе не было жаль.

— Нет, ты права, я не сожалел. Я был зол. Ну вот, я сказал это вслух. Я был зол. Я был зол.

— Правда? «Красотка».

— По-моему, я неплохо играю Ричарда Гира.

Он улыбнулся, когда она рассмеялась над его словами.

— Да, ты Ричард Гир, только в твоих мечтах.

Он усмехнулся.

— Я был зол, и я решил, что собираюсь сделать, и наличие дома не имело значения. Мне показалось, что это хороший способ сделать тебе больно.

— В отличии от этого проклятого электронного письма и разрубания моего любовника?

— Хорошо, это было не самое худшее, что я сделал, но, честно говоря, это было частью катарсиса.

— Катарсис?

— Да, это заставило меня чувствовать себя лучше, делая это. Как будто я подводил черту. Эта часть моей жизни закончилась. Наш брак превратился в дым, а вместе с ним и наш дом. Видишь? Это вроде как работает.

— Да, работает здорово. Спасибо за это. Рада, что это заставило тебя почувствовать себя немного лучше.

— Мне не жаль, Дон. Я сделал то, что сделал.

Она положила руку ему на плечо.

— Всё кончено, это не имеет значения. В этом ты прав. В то время это был ещё один удар. Мы вернулись из Америки после всей этой суеты, вопросов и разбирательства, и вот оно, мой дом сгорел дотла. Ещё раз меня трахнуло очень сильно.

— Это было то, что я вроде как намеревался.

— Что ж, это сработало. Страховка не была выплачена, потому что это было сделано намеренно. В конце концов какой-то застройщик купил этот участок. Я думаю, что сейчас там есть пара домов. Я отдам твою долю, если ты этого хочешь?

Терри покачал головой.

— У меня достаточно денег, чтобы обойтись.

Ему в голову пришла одна мысль.

— Я тебе что-нибудь должен за то, что ты разобралась с похоронами?

— Нет, у неё был страховой полис, покрывающий все счета. Там включён и памятник. За это заплачено. Хм, да, текст, выбранный для памятника, но я, вероятно, могу изменить, если ты хочешь...

Она замолчала.

Нет, пока это уважительно, мне на самом деле всё равно. Я уверен, что однажды увижу это. Дай мне повод вернуться.

— Ты собираешься прийти снова?

— Я беглый, Дон. Разыскиваемый человек. Я не знаю, назначил ли твой любовник за меня награду, которую обещал. Но полиция предпочла бы побеседовать со мной пару раз.

— Извини, это было глупо с моей стороны. Трудно было сбежать?

Он покачал головой.

— Нет. Я сделал это намеренно, когда ты был в Штатах. Два чернокожих парня изменяют и получают наказание от мужа за эту измену. Копам там было наплевать. Там не было ни одного местного жителя, это туристическое место. Расовые проблемы, проблемы с изменяющими жёнами. Ты видела реакцию в средствах массовой информации, наполовину осудили меня, наполовину хотели угостить меня пивом.

— Но чтобы ответить на вопрос. Да, я буду двигаться дальше. Я не думаю, что они активно ищут меня. Но чем скорее я уеду из страны, тем счастливее буду. Такое чувство, что я всё время оглядываюсь через плечо, пока нахожусь здесь.

— Куда ты пойдёшь?

................

— Извини, наверное, мне не следовало спрашивать.

— Ради бога. Проблема в том, что я не знаю.

— Как ты можешь не знать, куда идёшь?

— Теперь это моя жизнь. Я так живу.

— Это ужасно.

Терри покачал головой.

— Нет. Это то, чего я хочу. Наверное, это то, чего я всегда хотел. Чтобы просто побродить по Земле.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты помнишь «Кунг-фу»? Телесериал семидесятых?

— Немного раньше моего времени.

— Да, умная задница. И моего времени тоже, но он повторялся в восьмидесятые и девяностые годы. Шаолиньский монах на диком западе, который исправлял ошибки с помощью кунг-фу. Дэвид Кэррадайн или что-то в этом роде.

— Смутно.

— Это моя жизнь, только без Кунг-фу и без разбора ошибок. Я хожу везде, куда хочу. Если я хочу куда-то пойти, я иду. Просто не тороплюсь, ставлю одну ногу перед другой. Аккуратно и медленно. Не спешу, просто наслаждаюсь тем, где я нахожусь.

— Где ты живёшь?

— Я не знаю. Везде и нигде. Там, где я бываю.

— Что? Ты останавливаешься в отелях?

Он покачал головой.

— Чертовски редкое явление. Я могу чаще оставаться с друзьями или разбивать лагерь. Я купил лодку и жил на ней пару лет, путешествуя по речным сетям. Я прожил в буддийском монастыре чуть больше года.

— Ты? Буддист? Ты побрил голову, о мудрейший?

— Прошло десять лет, и после всего, через что мы прошли, ты всё ещё самый саркастичный человек, которого я знаю.

— Просто у меня в голове возник твой образ, одетый в оранжевую мантию, сидящий под деревом. Лысую голову я действительно не могу себе представить.

Терри рассмеялся.

— Ну, это случилось. Около полутора лет в Южной Индии. Я планировал остаться на ночь и остался намного дольше.

— Почему?

— Я боролся со своими чувствами. Особенно с гневом. Я был очень, очень зол. Я был зол на тебя за то, что ты сделала, зол на себя за свой ответ. Злился на то, как всё обернулось. Зол на весь чёртов мир. У меня только одна жизнь, и в какой грёбаный беспорядок я её превратил.

— Они смогли помочь?

— Потребовалось время, честное слово, и чёртова тонна работы. Пару раз я уходил, но они привели меня туда, где я сейчас нахожусь, и я счастлив.

— Ты хорошо выглядишь.

— Много упражнений, здоровое питание и много медитации. Я весь день нахожусь на улице, в дождь или в солнечную погоду. Это совсем не сложно.

— Довольно просто.'

— Да. Я гадил в кустах. Я спал в изгородях, под деревьями, мне было очень холодно, очень страшно. Меня ограбили.

— Терри!

— Я живу своей жизнью, Дон. Я не сижу за столом. Не заперт в доме, не занимаюсь домашними делами. Не общаюсь с людьми, которые не хотят быть со мной. Я делаю то, что делает персонаж Джека Ричера в тех дешёвых книжках. Я иду, я справляюсь с тем, что передо мной, и я не волнуюсь. Ну, разве что немного.

— Это не похоже на жизнь.

— Ты не можешь быть более неправа. Я вижу восход и закат солнца почти каждый день. Бывает, я чувствую боль. Я чувствую себя хорошо после еды. Я ем, когда голоден, и сплю, когда устаю. Я живу жизнью. Не хожу вокруг да около в каких-то отстранённых мечтах наяву. Сегодня я чуть не столкнулся с десятью людьми. Они были так заняты своими чёртовыми телефонами, что чуть не врезались в меня. Какого чёрта? По крайней мере, я присутствую здесь. Я знаю, что происходит вокруг меня. Я познакомился с невероятными людьми, ел замечательную еду. Еда, о которой я даже никогда не слышал.

— Какие-нибудь женщины?

Вопрос был задан тихим голосом. Терри повернулся, чтобы посмотреть на неё, и кивнул головой.

— Иногда. Не много. Больше, чем секс втроём, но недостаточно для оргии. Я не так хорош собой, как твой Дариус. Но пару вечеров у меня была компания то тут, то там.

— Не унижай себя. Ты гораздо больший мужчина, чем он когда-либо был.

— Есть, а не был.

Дон быстро взглянула на него.

— Был. Ты не знал?

— Знал что?

— Он... Он боролся после того, что случилось. Наверное, не мог справиться с реакцией людей, с тем, что ты с ним сделал. Но в основном с тем, как люди относились к нему. Он ненавидел то, что они знали, что ты с ним сделал. Лишил его мужественности. Примерно через год или около того он покончил с собой.

— Мне очень жаль, Дон.

— Не думай обо мне. Не извиняйся передо мной. В тот день, когда мы вернулись в комнату и поняли, что произошло. Что за день. Мы отлично провели время в спа-салоне, я и Рути, смеялись, сплетничали. Вернулся в комнату, и наш мир рухнул.

Она посмотрела вниз на истёртую землю у своих ног. Сделала паузу на мгновение, прежде чем продолжить.

— Мы вошли на седьмом небе от счастья. Я не знаю, был ли это запах, или тишина, или что-то ещё, но мы поняли, как только открыли дверь, что что-то было не так. Они были едва живы, когда мы их нашли. Я поехала с ним в больницу и убедилась, что он получает лечение. Потом полиция и власти забрали нас. Несколько недель это был настоящий цирк с тремя кольцами, а потом мы вернулись домой. После этого я его больше никогда не видела. Извини, вру. Я видела его однажды, примерно за месяц до того, как он покончил с собой. Он тянулся ко мне, хотел поговорить. Мы вместе поужинали, и это был последний раз, когда я с ним разговаривала.

— Я вроде как думал, что после того, как ты бросила меня, как я увидел татуировку, ты останешься с ним.

— Неужели ты думал, что я собираюсь бросить тебя?

Терри кивнул.

— На тебе была его татуировка. Ты не занималась со мной сексом. Я видел его фотографии, я не мог соперничать с ним в плане внешности. Он был моложе меня, намного крепче, и у него были деньги. Он превосходил меня во всех возможных аспектах. В течение нескольких недель перед праздником я боялся каждого разговора с тобой, потому что думал, что в каждом из них ты выйдешь за дверь и оставишь меня.

— Терри, я... я...

— Прости? Да, я знаю. Это был дерьмовый период в моей жизни.

— Я никогда об этом не думала. Чёрт возьми, это, должно быть, было ужасно. Я любила тебя, правда, правда любила. Я знаю, что вела себя не так, но я любила тебя. Мысль о том, чтобы оставить тебя, никогда не приходила мне в голову. Я хотела вас обоих. Я знала, что ты не станешь делиться мной, вот почему это было скрыто от тебя. Но никогда, никогда я не хотела заканчивать то, что у нас было.

— Тогда почему?

— Почему? Потому что я могла. Как я уже сказала, у меня было лучшее из обоих миров. Я не думала, что ты поймёшь. Как бы ты поступил?

— Рути ничего не говорила. Я не собиралась признаваться. Ты никогда не встречался с Марселем или Дариусом, ты не ходил навестить Рути в университете. Как бы ты это выяснил?

— Глупая, глупая женщина. Я не думала, не останавливалась и не обдумывала это до конца. Просто краткое оправдание. Тупая, тупая, тупая.

— Дон, это в прошлом.

— Я знаю, но когда я думаю о том, что я сделала... Люди, которым я причинила боль, и это были люди, которых я любила. Это не было похоже на то, что я причиняла боль незнакомцам, я причиняла боль самым близким мне людям.

— Дело сделано, и его нельзя отменить. Что ты можешь сделать, так это двигаться дальше и думать о том, какой ты хочешь быть. Но тебе нужно двигаться дальше.

— Ты говоришь, как мой психотерапевт.

— Я чувствую себя твоим психотерапевтом.

Они рассмеялись над его быстрым ответом.

— Серьёзно, тебе нужна какая-нибудь помощь?

Дон кивнула. Она посмотрела на тыльную сторону своих рук, на вены, на волоски.

— Я получаю помощь с тех пор, как это случилось. Немного понимания того, почему, немного о том, как справиться с травмой. Кое-что для того, как ты сказал, о том, чтобы примириться с тем, что произошло, и двигаться дальше.

— Хорошо.

— Ты не ненавидишь меня?

Терри рассмеялся.

— Нет, конечно, не знаю. Сначала мне было невероятно больно, я чувствовал себя отвергнутым. Разозлился, и были времена, когда я ненавидел тебя. Но с годами мои чувства смягчились, изменились. Этот разговор снова взволнует их. В дальнейшем, когда я буду думать о тебе, мои чувства будут продолжать меняться.

— Я рада, что ты не ненавидишь меня. Я боялась этого. Но... Я думаю, что были моменты, когда я ненавидела тебя за то, что ты сделал.

— Я могу в это поверить. Моя реакция была, как бы это сказать, несколько экстремальной.

— Преуменьшение. Экстрим - хорошее слово.

— Ты поняла это?

— Поняла?

— Да.

Дон непонимающе посмотрела на него.

— Что-то есть, но я не вполне понимаю.

Терри улыбнулся.

— Я не знал, справишься ли ты с этим. Помнишь Фила Ньюмана?

— Да, смутно. Руководитель группы, с которым вы общались?

— Это тот самый. Вспомни его историю о детской игрушке.

Он наблюдал, как в её глазах появилось понимание. Он кивнул и улыбнулся ей.

— Он был гордым отцом. Действительно заботился о своём ребёнке, делал для него всё, что угодно, и я помню, как, когда родилась Рути, говорил с ним о том, как быть отцом. Мы много говорили об этом. Я хотел быть хорошим отцом, и он был тем, кого я считал таковым. Я помню, как спрашивал его о дисциплине и о том, как он этого добился.

Дон подняла палец, останавливая Терри.

— Давай посмотрим, та ли это история. Он рассказал тебе о том, как наступил на одну из любимых игрушек своего сына, когда тот плохо себя вёл.

— Вот именно. Он оскорбил свою бабушку, тёщу Фила, и не стал извиняться. Знал, что он был неправ, но в его отношении было что-то вроде "пошёл ты".

— Я помню эту историю. Фил сказал: "Возьми свою любимую игрушку", - это была пластиковая игрушка.'

— Трансформер. Металл и пластик.

— Это верно. Малыш принёс игрушку. Папа смотрит на него, кладёт её на пол и топает своим рабочим ботинком. Разбивает вдребезги на глазах у ребёнка, без предупреждений, без переделок. Второго шанса нет.

— Фил рассказал это лучше. Сказал, что это было травмирующе, реакция ребёнка была запредельной, но он никогда, никогда больше не сомневался в Филе. И никогда не обижал свою бабушку.

— Вот. Я поняла. Ты наступил на мою игрушку.

— Разнёс ублюдка на куски и оставил тебе, чтобы ты нашла. Ты знала, что я это сделал, я не прятался. Оставил тебе своё кольцо, чтобы убедиться, что ты знаешь. Растоптал его, раздавил и оставил тебя собирать осколки.

— Буквально.

— В прямом и переносном смысле. До этого, однажды вечером я сидел на работе и думал о том, как мне справиться с тем, что ты делаешь. Мне было больно и плохо. Решал, что делать и какой я хотел бы видеть свою жизнь. Я вспомнил Фила, и бац, я получил свой ответ. Разбить твою игрушку.

— Итак. Я разбил его, сломал, чтобы ты больше не могла с ним играть, а потом вернул его тебе. Тот же урок получил сын Фила. Что было забавно, теперь я думаю о разговоре с Филом. Я помню, как сказал Филу, что он чертовски жесток в том, что делает, и он согласился. Сказал, что это была одна из самых трудных вещей, которые он когда-либо делал. Он знал, как сильно это повредит его мальчику. Но это было правильно. Преподал ему ценный урок.

— Сделать это с твоими игрушками было самым трудным, что я когда-либо делал.

Он мог видеть, как она сидит там, изо всех сил пытаясь переварить то, что он ей сказал. Он похлопал себя по карманам и вытащил пачку сигарет. Он предложил их ей, и она скорчила гримасу. Он закурил и глубоко вздохнул.

— Я не думала, что ты куришь.

— Не курил ради тебя, потому что ты ненавидела это.

— Всё равно мне это не нравится. Дурно пахнущая привычка. И это убивает тебя.

Она покачала головой.

— Брось это, пожалуйста.

— Как будто тебе не всё равно.

— Мне не все равно. Я знаю, что очень плохо постаралась показать это, но я любила тебя. Я всё ещё люблю тебя.

— Да?

— Да, Терри. Да. Я всё ещё люблю тебя. Я не знаю, знаешь ли ты, но мы ещё женаты.

— Только потому, что ты не можешь найти меня, чтобы отдать мне бумагу о разводе.

— Нет. Если бы это было так, через семь лет я могла бы официально объявить тебя мёртвым и расторгнуть брак. Я не хочу развода.

— Нет? Что ты хочешь, чтобы мы снова были вместе? - засмеялся он.

— Нет. Я не думаю, что, учитывая всё, что произошло, у нас получится.

— Ты так думаешь?

Она посмотрела на него и увидела улыбку на его лице.

— Слушай, ты, тупой ублюдок. То, что мы не вместе, не значит, что я не думаю о тебе, всё ещё люблю тебя, безумно скучаю по тебе. Я всё ещё твоя жена, потому что хочу ею быть. Не потому, что я должпа быть, а потому, что я хочу быть женой. Я разговариваю с тобой каждый день.

— Глупо.

— Брак - это на всю жизнь. Я облажалась, я испортила наш брак. Это была моя ошибка. Я знаю, что мы не пара, но я всё ещё хочу сохранить эту связь с тобой, и я не буду тем, кто её разорвёт.

— Не будь глупой, Дон. Ты ещё молода и красива. Не сдавайся. Найди хорошего мужчину и стань для него идеальной женой. Твой первый брак, возможно, не сложился удачно, но у тебя только одна жизнь. Сделай себя счастливой, несмотря на то, что случилось, ты не заслуживаешь грусти и одиночества. Ничего не переделаешь, второго шанса нет, возврата нет.

— Я никогда не была ни с кем другим. Только ты и Дариус, с тех пор, как мы поженились.

— Не строй из себя мученицу, Дон. У тебя может быть долгий и счастливый брак. Может быть, без детей, но чертовски счастливая жизнь.

— Я не строю из себя мученицу. Я довольна своей жизнью. У меня есть свои сожаления, и есть вещи, которые могли бы быть лучше, но я не несчастна. Мне не нужен другой мужчина.

— Если ты хочешь развода, я подпишу бумаги за тебя.

— Ты хочешь развестись?

Он покачал головой.

— Нет. Я бы хотел, чтобы между нами всё было получше. У нас хорошая история, и то, как мы расстались, действительно оттеняет многое хорошее, что было прежде. Для меня этот разговор - начало пробуждения тех приятных воспоминаний.

Она быстро взглянула на него.

— Ты думаешь, у нас остались приятные воспоминания?

— Чёрт возьми, да. Мне нравилось быть твоим мужем. Ну, почти до самого конца. Я был чертовски горд быть твоим мужчиной, отцом Рути.

— Я рада, Терри. Мы вернулись туда, хорошо? Я не ненавижу тебя. Я не хочу, чтобы ты думал о нас плохо. Что случилось, то случилось. Вспомни хорошие времена.

Он слабо улыбнулся ей в ответ. Он затушил окурок и щелчком отбросил его в сторону.

— И много ты куришь?

— Большую часть времени - нет. Иногда я склонен потакать своим слабостям.

— Сдавайся, а потом начинай снова, снова сдавайся. Неприятно.

— Жизнь - это дискомфорт. Точно так, как сказал Будда.

— Ты веришь во всё это?

— В значительной мере. Я не верю в религиозную сторону, но как в философию я верю.

Разговор перешёл в молчание, и они сидели, глядя вдаль. Размышляя о разных вещах, которые были сказаны.

— Итак, у тебя не было секса с тех пор, как...

— Я не встретила никого, с кем хотела бы заняться сексом.

— Вау...

— Я знаю. Если бы ты сказал мне перед моим отъездом во Флориду, что я не буду заниматься сексом ещё десять лет. Я не знаю, что бы я сделала.

— Вероятно, наполовину убила бы Дариуса своей похотью.

Дон рассмеялась; Терри посмотрел на неподдельное веселье на её лице.

— Я скучаю по тебе, Терри. Очень скучаю. Я думаю, что это самое трудное во всём этом. Ты всегда был у меня за спиной. Осознание этого придавало мне уверенности. Я скучаю по этому. Просто по возможности поговорить с тобой.

Он пожал плечами.

— Понимаю. Но я не хочу, чтобы ты думал, что я ненавижу тебя или, что ещё хуже, что мне всё равно. Я хочу, чтобы ты знал, что тебя любят, ценят, по тебе скучают.

— Спасибо.

Они сидели там, и Дон протянула руку, взяв руку Терри в свою. Она нежно сжала его, пока они сидели вот так, наслаждаясь тишиной. Звук последних птиц, устраивающихся на ночлег. Мотоцикл, слышный вдалеке.

— Как поживают твои родители?

— Они живы. На самом деле у нас не так уж много общего друг с другом.

— Моё электронное письмо?

— Ага. Дариус был чёрным, и им это не нравилось. Многое было сказано. Время от времени мы разговариваем, но наши отношения в лучшем случае непрочны.

— Вы никогда не были близки.

— Нет. Нет, не были.

Терри оглядел кладбище - трудно избавиться от этой привычки. Ему никогда не приходилось убегать, чтобы избежать поимки. Но это не означало, что он перестал держать глаза открытыми. Он несколько раз выходил из неприятностей, будучи начеку, осознавая, что происходит. Сейчас он сидел здесь, всё выглядело хорошо, его паучье чутье не покалывало.

— Тебе интересно узнать о Рути?

Он глубоко вздохнул. Самым тяжёлым для него было её предательство. Она была его кровью, семьёй, его дочерью, и именно она свела свою мать с любовником. Это было то, с чем он всё ещё не мог смириться.

— Как она?

Дон пристально посмотрела на него. Он мог видеть её взгляд.

— Она в хорошем месте. Она и Марсель.

— Они остались вместе?

В его голосе ясно слышалось недоверие.

— Они хорошая пара. Они всегда были такими. Я расстроена, что ты никогда не видел их вместе, они действительно заботятся друг о друге.

— Я бы с удовольствием посмотрел на них, но меня так и не пригласили познакомиться с её парнем.

— Она беспокоилась, что он тебе не понравится.

— Потому что я её отец или потому что он чёрный?

— Немного и того, и другого. Из-за цвета она не захотела приводить его к тебе домой.

— Он чёрный, ну и что? Меня никогда не беспокоило подобное дерьмо.

— Дело не только в этом. Есть разница между тем, чтобы быть с чёрным мужчиной и с белым мужчиной. Не корчи рожи. Я была с обоими. Я знаю разницу, и она тоже. Дело не только в том, что ты бы увидел его цвет, но и в том, что чернокожие мужчины по-другому разговаривают с женщинами.

Терри не ответил. Он не знал, что сказать.

— Я думаю, то, как он с ней разговаривал, тебя бы задело. Уверенность в себе, обращение с женщинами как с собственностью. Я думаю, он тоже это знал, как и Рут. Она хотела, чтобы вы познакомились, действительно хотела, чтобы ты одобрил его. Она серьёзно относилась к нему.

— Заставить его свести тебя с одним из его приятелей было действительно чертовски глупым способом справиться с этой ситуацией.

— Она понимает. Он понимает. Я понимаю. Это ничего не меняет. С тех пор он серьёзно повзрослел, ему пришлось это сделать. Как и она.

— Хорошо.

— Ух ты. Никакого прощения.

Терри громко выдохнул.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Дон? Что я согласен с тем, что она сделала? Я не могу. Я всё ещё злюсь на неё.

— Я понимаю это. Она облажалась. Но то, что я сделала, было ещё хуже.

Она видела, как он качает головой, и продолжала настаивать.

— Адские зубы, Терри. Я была твоей чёртовой женой. Женщина, которую ты любил, я была той, кто стояла рядом с тобой и клялась оставаться верной. Любить, уважать, повиноваться, что бы это ни были за чёртовы слова. Я поклялась. Я предала тебя.

— Да, ты это сделала. Твоё предательство действительно задело, это было больно. Очень больно. Всё ещё болит. Но то, что она сделала, было хуже или, может быть, не хуже, но мне было труднее с этим справиться. Она была моей дочерью, моей собственной плотью и кровью. Я вырастил её. Я дал ей всё, что мог. Я не просил от неё многого, но пойти и свести её мать с любовником, чёрт возьми...

— Это я просила. Это я действовала во время представления. Я была тем, кто переступил черту.

— Да. Я не позволю тебе сорваться с крючка. У тебя есть то, за что ты несёшь ответственность, но если бы она поступила правильно, этого бы не случилось. Всё, что ей нужно было сделать, это сказать "нет". Или сказать мне, предупредить меня. Но она этого не сделала, ей нравилось, что ты это делаешь. Я был её отцом, и ей нравилось, что ты мне изменяешь. Она надсмеялась над моим браком.

— Тебе следует поговорить с ней.

— Зачем?

Терри услышал презрение в собственном голосе. Жар, который он почувствовал при этом, удивил его самого.

— Потому что она это понимает. Лучше, чем я. Она знает, как сильно облажалась. Как и Марсель. Они очень помогли мне справиться с тем, что я натворила. Она в таком же положении, в каком была я раньше. Прежде всего надо вслух признать свою ошибку.

— Я не знаю, что бы я ей сказал.

— Им сказал.

— Мне нечего сказать Марселю.

— Говорить надо с ними обоими, они - пара. Разделяй и властвуй не работает.

— Он не захочет меня видеть. Подумай о том, что я с ним сделал. Это было похоже на плохой фильм Тарантино. Чрезмерно.

— Да, немного чересчур.

— Но я не психопат...

— Я знаю, тебя проверяли. Помни, тупица, я была той, кто попросила тебя сделать этот тест. Ты говоришь как Шелдон Купер средних лет.

— Кто?

— Телевизионный персонаж. Не волнуйся. Я думаю, телевизоры....

— На самом деле это не часть моего мира.

— Марсель примет тебя. Они оба это сделают. Возможно, тебе нечего им сказать, но они очень многое должны тебе сказать.

— Держу пари. Я был довольно силён в своем неодобрении их действий. Я бы предположил, что они хотят отыграться.

— Твоё воображение обманчиво. Они хотят всё исправить. Дать тебе шанс познакомиться со своими внуками.

— Извини, Дон, но я уверяю тебя, что Марсель не отец детей.

— Ты действительно вырезал им яички?

— Ага. Один из моих самых сильных протестов против их поведения.

— Вау, я просто изо всех сил пыталась в это поверить. Я видела список того, что ты сделал. Дариус сказал мне. Кое-что он узнал только после того, как пришёл в себя в больнице.

— Давай посмотрим. Я отрезал им члены, отрезал яйца, заклеймил Дариуса, разбил лодыжки Марселю, самозабвенно бил их электрошокером, трахал их задницы, затушил сигарету в глазу Дариуса и побрил их наголо. Я думаю, что это было всё.

— Разве этого было недостаточно?

— Было ещё кое-что, что я планировал сделать, но по мере того, как время шло, я обнаружил, что мой энтузиазм ослабевает.

— Ещё что-то планировал?

— Я на них не мочился. Это было то, что я определённо планировал.

— Будем надеяться, они оценят твою щедрую и всепрощающую натуру.

Терри рассмеялся, и она присоединилась к нему.

— Серьёзно, Терри, они были бы рады возможности поговорить с тобой.

— Да, ногами по моей голове.

— Нет. Поговори с ними по телефону. Я дам тебе их номер. Поговори с ними, посмотри, что они скажут. Я думаю, ты будешь рад, что сделал это. Никаких фокусов. Учитывая то, что ты сказал и как ты это сказал о том, что сделала Рути, я думаю, тебе нужно кое о чём с ней поговорить. Я думаю, что в конце этого разговора твои ощущения изменятся.

— Я подумаю об этом.

— Пожалуйста, сделай это. Ни для меня, ни на самом деле для них. Это для тебя. Я слышу, что её предательство ранило сильнее всего.

— Дай мне их номер, и я подумаю об этом. Никаких обещаний, хорошо?

— Хорошо. Спасибо. Дай мне свой телефон, и я введу их номер. И мой тоже.

— Прости, детка. Тебе нужно будет это записать; Я луддит, помнишь? Телефона нет.

— Как же ты звонил своей маме?

— С телефонов, когда я мог их найти. Они есть в большинстве деревень. Дорого, но оно того стоит.

— Чёрт возьми, ты же не облегчаешь себе задачу, не так ли?

— Я не ищу лёгких путей. Я этого не хочу. Я хочу чувствовать боль и трудности. Чувствовать усталость и боль. Я хочу быть живым. До этого я провёл годы, обласканный, и я не хочу возвращаться. Работать за столом на компьютере, нет, спасибо. Спать в такой удобной кровати, что короли и королевы не могли позволить себе такую роскошь, и всё же никогда не ценить её по достоинству? Нет, к чёрту это!

— Ты помнишь, когда ты была ребёнком? Когда ты была маленькой и просто убегала. Беги и беги так быстро, как только можешь, пока ты больше не сможешь бежать, пока ты не будешь хватать ртом воздух, почти больная от напряжения. Это было то, что ты была жива. Когда ты в последний раз чувствовала это? Когда ты в последний раз жила?

Он остановился. Он не пытался продать свой образ жизни. Не имело значения, что она думала или что думали другие. Это была его жизнь, его единственная жизнь, и он проживет её так, как захочет, и на своих условиях.

— Носишь власяницу?

Её голос был тихим, но её вопрос пронзил его насквозь.

— Трахни меня, Дон, если кто-то и заслуживает немного страданий, так это я. Да, часть моей жизни - это то, что я наказываю себя за то, что я сделал. Не только этой паре идиотов, но и тебе и Рути. Моей маме, нашим друзьям и семьям. К врачам, которые лечили этих клоунов. Фанатам футбольного клуба, за который Марсель не смог играть. За то, что я делал, когда был мальчишкой.

— Как долго ты собираешься этим заниматься?

— Каждый день. Каждый день до конца моей жизни. Дон, это может показаться тебе грубым, но на самом деле это не так, по крайней мере, для меня. Я крепкий орешек, я к этому привык. Любая боль, которую я чувствую, просто заставляет меня ценить то, что я жив. Физическая или эмоциональная боль, я могу чувствовать их, потому что я здесь и я жив. Многие другие люди не могут сказать то же самое. Этот грубый сон означает, что я желаю спокойной ночи на закате и доброго утра восходу солнца, и я видел восходы и закаты, которые заставили бы тебя плакать. Я видел ошеломляющую красоту и настоящие лишения. Я смеялся и плакал. Я счастливый парень. Я думал, я всегда думал, что мне повезло, что я женился на тебе. Что ты была в моей жизни, а потом, когда появились Кевин и Рути. Я не мог поверить своей удаче.

Он покачал головой. Взял её руку и поцеловал тыльную сторону.

— Ты причинила мне боль, но ты также проникла в мой кокон, которым я окружил себя и свою жизнь. Ты разорвала меня на части, но я что-то почувствовал. Гнев, ярость, унижение, потеря, много разных эмоций. Я чувствовал себя живым. Мне напомнили, что я существую не как персонаж книги или какой-то чёртовой мыльной оперы, а как живой, дышащий человек. Ты дарила мне невероятные взлёты и ужасные падения. Я не ненавижу тебя, чёрт возьми, я всё еще люблю тебя и мечтаю о твоей заднице. Не жалей меня, Дон. Я этого не хочу и не заслуживаю.

Дон наклонилась к нему, и он обнял её. Обнимая её, почувствовал, как она снова плачет. Он поцеловал её в макушку, нежным поцелуем. Он почувствовал, как она прижалась к нему, и почувствовал, что сам отвечает на её прикосновение. Она откинулась назад, чтобы посмотреть ему в лицо, он увидел вопрос в её глазах, мокрых от слёз, и кивнул.

— На одну ночь. Я хочу как следует рассмотреть эту чёртову татуировку.

Она рассмеялась.

— Идиот, как только я вернулась, я всё переделала. Ты должен это увидеть. Я думаю, ты одобришь.

— Я хочу посмотреть.

Дон отряхнулась и, держа Терри за руку, они вдвоём вышли с кладбища.

— Утром на рассвете.

— Сегодня вечером забери письмо, завтра позавтракаем, и я дам тебе номера телефонов – моего и Рути.

— На одну ночь.

— На одну ночь, но я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь звонить время от времени.

Он кивнул.

— Я могу это сделать. Мне нравилось общаться с мамой, это помогало мне чувствовать связь.

— Так что теперь будет связь со мной. Я люблю тебя, и если что-нибудь случится, я позабочусь о том, чтобы тебя снова привезли домой.

— На одну ночь.

— На этот раз на одну ночь, но ты вернёшься, и мы могли бы провести ещё одну ночь.

— На одну ночь. Выступление командное, количество билетов ограничено.

84857   23 47199  159   14  +9.62 [80]

Patrickson, Grave Conversation